Реферат: Экономическая культура общества и ее особенности в России

Содержание:

1. Изменение социально-экономической структуры.................................3

2. Отношения занятости.........................................................7

3. Типы хозяйственной организации и трудовые отношения........................11

3.1. Новые социально-профессиональные группы..................................12

3.2. Социально-экономическая дифференциация...................................15

3.3. Изменение трудовых и статусных ориентиров................................16

Список использованной литературы:.............................................18

Экономическая культура общества и ее особенности в России.

1. Изменение социально-экономической структуры.

Принято счи­тать, что необходимость перестройки и последующих реформ была

вызвана замедлением темпов экономического роста и нарастаю­щими структурными

диспропорциями, усиливающимся отстава­нием страны в области научно-

технического прогресса и кризи­сом хозяйственной мотивации. По крайней мере

на начальном этапе дело выглядело именно так. Сегодня, не умаляя значения

экономических факторов, следует обратить внимание и на более глубокие,

социальные основания перемен.

Помимо экономических причин, осуществлен­ные преобразования опирались в конечном

счете на два стержне­вых социальных фактора. Первым стало сильное давление

со сто­роны советских новых средних слоев — городских, высокообразо­ванных,

мало знающих о Западе, но западнически настроенных. Именно их профессиональные,

культурные и потребительские ожидания в большей степени, как казалось,

ущемлялись совет­ской системой. В результате относительного перепроизводства

образованных кадров и невостребования их квалификации, урав­ниловки в оплате

труда и падения престижа квалифицированных профессий миллионы дипломированных

специалистов в советское время вынуждены были встать на места обыкновенных

рабочих. И многие испытывали серьезные сомнения в том, что их детям уго­тована

приличная профессиональная карьера. Запреты на совмес­тительство и режим

секретности, положение «невыездных» и гнет цензуры, материальная неустроенность

и отчуждение от всяких властных полномочий усиливают состояние

неудовлетворенности этой части населения. Обрывочный характер информации о

за­падной жизни порождает идеализированные представления о ней и болезненно

усиливает контраст с советскими реалиями, побуж­дая наиболее активную часть

новых средних слоев к покушению на основы общественного строя.

Впрочем, одного прилива активности средних слоев недоста­точно. Почему же именно

на рубеже 90-х годов он увенчался час­тичным успехом? Потому что их порыв

совпал с интенциями бо­лее «молодого» поколения номенклатурных кадров и

наложился, таким образом, на второй важнейший фактор — тенденцию к

«обуржуазиванию» правящей элиты. Новые лидеры стремились не про­сто занять

места своих обюрократившихся предшественников, но также представить Западу

иное, более цивилизованное лицо. И глав­ное, им хотелось сочетать восточную

власть с западным стилем жизни. А для этого нужно было «конвертировать» часть

полити­ческой власти в более осязаемую форму экономического капита­ла, и,

следовательно, допустить правомочность институциональных реформ. В рамках этих

реформ появляется возможность ис­пользовать монополию на распоряжение

государственными ресур­сами и информацией, а также общее несовершенство

хозяйствен­ного законодательства для перекачки государственного имущества в

частную собственность.

Процесс приватизации при этом проходит не столь прямоли­нейно. Вместо четко

разделенного государственного и частного секторов экономики возникает система

«рекомбинированной собст­венности», состоящей из множества смешанных форм,

размываю­щих границы между традиционными секторами. Причем эконо­мические

агенты глубоко заинтересованы в «непрояснении», рас­плывчатости прав

собственности, ибо именно это позволяет им гибко адаптироваться в новой

ситуации.

За институциональными реформами скрывается и другой про­цесс, связанный с

дроблением властных структур[1].

С разрушени­ем руководящей роли Компартии и ослаблением милитаризма (а советская

экономика не только политизирована, но и крайне милитаризована) отключаются

ключевые интегративные рычаги. Разворачивается яростная борьба за ресурсы между

хозяйствен­ными комплексами (военно-промышленным, топливно-энергетическим,

аграрным и банковским). Региональные элиты использу­ют центробежный заряд

перестройки для усиления собственной автономии, реализации своих групповых

интересов[2]. При этом Москва, растеряв

часть административных полномочий, выраста­ет в мощнейший финансовый центр, из

которого разворачивают­ся новые корпоративные структуры в виде

финансово-промыш­ленных групп.

Одновременно эволюционирует социальная структура общест­ва. Наблюдается

серьезное обновление элиты за счет выходцев с предноменклатурных

должностей (в основном руководителей сред­него звена) и перехода старых кадров

в новые сферы деятельнос­ти. Причем в большей степени это обновление касается

столицы и наиболее крупных городов (на периферии, за некоторыми исклю­чениями,

старые местные элиты сохраняют достаточно прочные позиции). В конечном счете

при всей видимости кардинальных преобразований основные группы

партийно-хозяйственной номен­клатуры, перегруппировавшись и переплавив в своих

рядах наибо­лее активных выходцев из средних слоев, сумели сохранить власт­ные

позиции, конвертировав старые связи в новый политический и экономический

капитал. Причем, хозяйственная элита претер­пела меньшие изменения, чем

политическая.

Перестройка «выпустила пар» из котла социального напряже­ния. И произошло это

ценой распада полигруппы интеллигенции и переструктурирования

значительной части новых средних слоев (в массовых нижних слоях населения

структурные изменения ме­нее заметны, их мобильность более ограничена). Первая

и относи­тельно небольшая часть представителей образованных слоев про­билась в

политическую и предпринимательскую элиту. Более об­ширная группа превратилась в

«обслуживающий класс», обеспе­чивающий профессиональную поддержку деловых и

политичес­ких структур. Третья часть эмигрировала или выехала за рубеж на

длительные сроки. Четвертая — осталась на прежних местах в бюд­жетных или

формально акционированных организациях. Разрыв между этими группами обозначился

достаточно отчетливо.

Преобразование отношений собственности заметно усилило роль традиционных

экономических классов — представителей ка­питала и наемного труда. Важное

место в социальной структуре заняли группы крупных и средних

предпринимателей, сформиро­вавшиеся из трех основных источников:

директорского корпуса бывших государственных предприятий; квалифицированных

спе­циалистов; работников органов государственного управления и

общественно-политических организаций. Впрочем, российское предпринимательство

вряд ли можно считать единым классом. Оно очень неоднородно — по масштабам и

сферам деятельности, со­циальному составу и источникам первоначального

капитала, уп­равленческим и собственническим позициям

[3].

После введения относительно либерального хозяйственного законодательства

произошел взрывной рост в сфере малого бизне­са, продолжавшийся как

минимум в течение пятилетия (1988-1993). Малое предпринимательство служило в

первую очередь важней­шим способом легитимной конвертации государственных

ресур­сов в негосударственные формы собственности. Более свободные условия, в

которых действовали негосударственные структуры, а также льготы, обеспеченные

малым предприятиям всех форм соб­ственности, способствовали осуществлению этой

основной за­дачи. Одновременно быстро растущий малый бизнес отвлекал

из­быточную социальную энергию из политической сферы. С вовле­чением в процесс

акционирования крупнейших государственных предприятий и объединений фокус

интересов сместился, и поток наиболее мобильных ресурсов ушел из сектора малого

предприни­мательства, рост которого несколько замедлился. Наблюдается

прогрессирующая концентрация и централизация капитала, пере­страиваемого в

рамках новой системы полузакрытых и закрытых хозяйственных корпораций.

С социально-профессиональной точки зрения в России обра­зовался современный

средний класс, формируемый группами мел­ких и средних предпринимателей и

менеджеров, дипломирован­ных специалистов и высококвалифицированных рабочих.

Однако общий уровень и качество жизни этого класса значительно отста­ют от

западных стандартов. Ваучерная приватизация немногого достигла в деле

формирования действительно массового слоя част­ных собственников. Куда более

важную роль в этом процессе сыг­рала менее шумная по организации, не всеобщая,

но достаточно массовая и, главное, фактически бесплатная приватизация

город­ского жилья, связанная с передачей населению отнюдь не ко­пеечной

собственности. Впрочем, формальный акт приватиза­ции жилья не слишком изменил

реальные позиции его собст­венников.

По общему признанию, российские хозяйство и общество пере­живают период

ускоренной мобильности. Речь идет о вертикаль­ном передвижении

социальных и профессиональных групп и о горизонтальной миграции трудовых

ресурсов. В социальной мо­бильности сильна структурная составляющая. Так,

важной дол­госрочной тенденцией является относительное увеличение групп,

занятых в растущей сфере услуг — финансово-кредитных и торгово-посреднических,

информационных и консультативных — при соответствующем сокращении занятости в

производственных от­раслях. Однако количественные показатели происходящих

сдви­гов преувеличивать все же не стоит. При всей масштабности перемещений,

социальная мобильность в России, судя по всему, не затронула ядер основных

социально-профессиональных групп[4]. А

масштабы внутренней миграции по ряду параметров даже сни­зились (например,

приостановился отток сельского населения в города)

[5]. Но дело ведь не только в том, какой процент населе­ния сменил

профессиональную сферу или добился иных статус­ных позиций. На данном этапе

важнее само появление новых ролей, несущих иные требования и украшенных своей

особой сим­воликой.

2. Отношения занятости.

В целом социально-экономическое по­ложение человека стало в большей степени

зависеть не только от его профессии и квалификации, но и от сферы, в которой

он ра­ботает — в коммерческой или производственной, на негосударст­венном или

государственном предприятии, в иностранной или российской фирме. Важное

воздействие оказывают и другие фак­торы. Так, на многих территориях

актуализируется проблема эт­нической дискриминации представителей нетитульных

националь­ностей и национальных меньшинств, отодвигаемых с наиболее

престижных экономических и профессиональных позиций. Соци­ально-

профессиональная дискриминация женщин не только не уменьшилась, но скорее

даже возросла: им предлагают относи­тельно худшие условия найма и

продвижения, они чаще оказыва­ются в рядах безработных. А вот возрастная

дискриминация вре­менно снизилась. Мы стали свидетелями прорыва

представителей молодых поколений в хозяйственную элиту, невозможного в

усло­виях зрелого геронтократического советского общества.

Еще в конце 80-х годов в печати можно было встретить ут­верждения крупных

хозяйственных руководителей, что в нашей стране безработицы нет и быть не

может. И вот безработица появи­лась. На начальном этапе при

значительном спаде производства ее официальный уровень казался минимальным.

Конечно, многие фактические безработные просто не регистрируются на биржах

труда по самым разным причинам. Но даже по результатам об­следований по

методологии Международной организации труда, масштабы безработицы оказались

ниже прогнозируемых. Они постепенно растут. Тем не менее, многие предприятия,

даже сокра­щая производство, не увольняют людей. Сохраняются устои

патерналистских отношений и социальной ответственности руково­дителей, которые

не позволяют идти на серьезные социальные конфликты. Сказывается давление

местных органов власти, стре­мящихся поддержать уровень занятости в регионах.

Выросла и скрытая безработица, когда работники считаются занятыми, но

длительное время не получают зарплаты, а то и просто отправля­ются в

вынужденные административные отпуска. В итоге реаль­ная оценка потенциала

безработицы остается одной из важных нерешенных проблем.

Вместе с тем наблюдается оживление внешнего рынка труда, связанное с

повышением трудовой мобильности, коснувшейся в первую очередь двух крупных

категорий занятых: работников без особой квалификации и работников высокой

квалификации, не привязанной к конкретному производству. Одновременно

произо­шла существенная эрозия внутренних рынков труда, характерных для

советского периода. Трудовая конкуренция и угроза возмож­ной безработицы

разрушают каналы трансляции профессиональ­ного опыта молодежи и необученным.

Для неквалифицированных групп плавное карьерное продвижение внутри предприятия

ста­новится все более затруднительным. А в глазах лучших кадров, ставших

объектом конкуренции между предприятиями и сектора­ми экономики, внутренний

рынок труда зачастую утрачивает свою привлекательность''.

В ситуации общей неопределенности подтачиваются сложив­шиеся нормы организации

труда и его оплаты, размываются при­вычные иерархические порядки в отношениях

между привилеги­рованными и депривилегированными группами занятых. Так,

вспо­могательные рабочие могут оказываться в лучших условиях по срав­нению с

рабочими основного производства, а подразделения ра­ботников, не всегда самых

квалифицированных, но выполняющих выгодные заказы, начинают диктовать свои

условия, оттесняя вче­рашних кадровых рабочих

[6].

Если разделить группы работников с точки зрения стабильнос­ти занятости на

«ядро» и «периферию», то окажется, что большин­ство предприятий сохраняют

«ядро» занятых. Однако, во-первых, область стабильной и полной занятости

сузилась. А во-вторых, стабильность далеко не всегда означает лучшие условия

найма, ибо в «ядре» остаются значительные группы привязанного к предприятию

«балласта», который сохраняется, но постепенно ска­тывается на менее

престижные позиции. В то же время разраста­ется разноликая «периферия»,

охватывающая временных работни­ков и занятых неполное рабочее время.

Возникшие в негосударственных секторах экономики новые отношения трудового

найма, основанные на контрактных систе­мах, отличаются большей

гибкостью и неформальностью. Они предоставляют рядовым работникам более высокую

степень сво­боды, но приводят к сужению их прав и уменьшению социальных

гарантий. Поэтому часть работников предпочитает занятость сра­зу в двух

секторах, оставляя за собой для страховки места в госу­дарственных учреждениях.

На первых этапах сегменты первичного рынка труда с более благоприятными

условиями найма смещаются в негосударствен­ные сектора экономики. Между ними и

государственным секто­ром возникает значительная разность потенциалов,

обеспечиваю­щая переток кадров (зачастую наилучших). Переход в

негосудар­ственные сферы увеличивал заработок как минимум в 2—3 раза, а в

зарубежные фирмы — на целый порядок. Впоследствии начина­ется постепенное

сближение двух секторов. А с появлением мно­жества промежуточных форм

хозяйствования (формально прива­тизированных, полугосударственных предприятий)

различия меж­ду ними постепенно сглаживаются. Снятие запретов и прессинг

материальных обстоятельств обу­словили рост вторичной занятости. Каждый

шестой-седьмой за­нятый, по данным социологических опросов, имеет

дополнитель­ную оплачиваемую работу, причем, показатель этот, скорее всего,

занижен[7]. Расширяются периферийные зоны

рынка труда, свя­занные с кратковременной и неполной занятостью. Обширные слои

населения вовлекаются в сферы самостоятельной занятости (ле­гальной и

полулегальной). Среди них мы находим дипломирован­ных специалистов-частников и

мелких торговцев, фермеров и кус­тарных производителей.

В результате либерализации хозяйственной деятельности су­щественно ослаблен

прежний контроль за «неформальной экономи­кой». Как минимум каждый

третий в России получает дополни­тельный доход от личного подсобного хозяйства,

сада или огоро­да. Удельный вес заработной платы в доходах населения падает в

пользу альтернативных источников дохода: поступлений от пред­принимательской

деятельности, самостоятельной занятости, сда­чи в аренду собственного жилья.

3. Типы хозяйственной организации и трудовые отношения.

Перед лицом экономического кризиса и снижения ожиданий государст­венной и

корпоративной поддержки происходит восстановление традиционных способов

хозяйствования и выживания, основанных на семейных, клановых или соседских

связях, опирающихся на домашнее хозяйство и сети родственного бартерного обмена

про­дуктами и услугами. Колхозы и совхозы на селе все более превра­щаются в

структуры, обслуживающие потребности частных подсо­бных хозяйств. Развиваются

розничная и мелкооптовая торговля, индивидуальные услуги, сезонное

отходничество, кустарные про­мыслы. В домашнем хозяйстве происходит частичное

восстанов­ление относительно замкнутого натурально-хозяйственного цик­ла.

Возрастает регулирующая роль местных сообществ. Таким об­разом, наряду с

перестроением корпоративных учреждений и рас­тущими свободными ассоциациями,

происходит параллельное ут­верждение структур полуобщинного типа.

Что же касается государственных предприятий-корпораций, то многие из них

прошли процесс приватизации, которая была осу­ществлена достаточно спокойно и

не разрушила альянса между администрацией предприятий и трудовыми

коллективами. Закреп­ление основной части акций за трудовым коллективом стало

наи­более верным способом сохранения власти администрации. Авто­ритет

директората подкрепился его собственническими позиция­ми, что в принципе

создает дополнительные стимулы заботиться о судьбе предприятий.

На первых этапах казалось, что материальные поощрения и санкции станут

господствующей формой внутрифирменного кон­троля, утилитаризм в хозяйственных

организациях подавит сред­ства принудительной и символической мобилизации, а

контракт­ные формы трудовых отношений вытеснят традиционный патер­нализм. Но

ничто не исчезает окончательно. И тот же патерна­лизм со всей системой

сложных неформальных отношений и ши­роким веером привязывающих к предприятию

сопутствующих льгот свободно проникает в новые сектора экономики. При этом

вряд ли кто-нибудь сегодня всерьез задумывается о «новой философии

управления». Но формированию «человеческих отношений» в спе­цифическом

российском понимании придается немалое значение, особенно в малых

коллективах. А вот у «демократизации управле­ния» пока слабые шансы на успех.

Перестройка открыла каналы хозяйственно-политической мо­билизации новых

конфликтных групп. Первая шахтерская забас­товка летом 1989 г. привела к

изменению общего климата в трудо­вых отношениях. Обострение индустриального

конфликта и вы­работка способов его институционализации взаимно подстегивали

друг друга. Возник ряд новых альтернативных профсоюзов. Да и старые профсоюзы,

в отличие от рухнувших в одночасье партий­ной и комсомольской организаций, были

переименованы и суме­ли законсервироваться[8]

. Однако при этом западные модели орга­низации трудовых отношений типа

«социального партнерства» не особенно прививаются на российской почве. Вообще

институты официального представительства наемных работников остаются

относительно неразвитыми. Роль как старых, так и новых профсо­юзов в выражении

и отстаивании интересов работников по-преж­нему невелика. Наблюдается тенденция

к абсолютному и относи­тельному сокращению профсоюзного членства.

Рабочее движение, на которое возлагалось столько надежд ра­дикальными

демократами, со временем пошло на убыль. Такие формы групповой идентификации,

как, скажем, этничность, ока­зались, по крайней мере на первых порах, весомее

классовой мо­билизации. Профессиональная же мобилизация локализована в

отдельных группах, которые обладают либо особым потенциалом солидарности

(шахтерское движение), либо монопольными про­фессиональными технологиями

(движение авиадиспетчеров).

3.1. Новые социально-профессиональные группы.

При советской власти люди жили под угрозой применения государственного на­силия.

Ныне происходит дисперсия ресурсов насилия, и в то же время оно утверждается

как актуальная форма повседневных хо­зяйственных отношений. Силовые методы

используются не только в качестве способа решения политических проблем — «выбора

пути» или «выбивания» национально-государственной автономии. К ним активно

прибегают при невыполнении деловых обязательств, не­соблюдении норм деловой

этики, дележе рынков и вытеснении конкурентов. Отношения организованного

насилия рутинизируются, становятся элементом нормальной хозяйственной жизни.

Повсеместно формируются новые профессиональные группы, осу­ществляющие

криминальное «налогообложение» и обеспечиваю­щие так называемые «крыши».

Потенциал насилия в хозяйствен­ной среде, судя по всему, возрастает.

Профессионализация затрагивает не только силовые группы. В реформенный

период многие любительские виды деятельности получили профессиональный статус,

превратившись в основные и специальные занятия. Множество людей занимается тем

же, что и раньше, но их общественные позиции существенно изменились.

«Фарцовщики» становятся торговцами, «шабашники» — строите­лями, «бандиты» —

охранниками. Профессионалами становятся парламентарии и консультанты,

предприниматели и спортсмены. Нищенство и проституция вырастают в массовые

профессии, на­деленные определенным социальным престижем.

Дело не только в том, что речь идет в совокупности уже о сотнях тысяч и

миллионах людей. В обществе задается определен­ный тон: любое занятие, чтобы

быть успешным, требует особых знаний и специальной подготовки, материального

оснащения и, наконец, профессионального отношения к труду. Можно по-раз­ному

оценивать итоги последнего десятилетия. Но работать сегод­ня в среднем нужно

больше и интенсивнее. Повышается общая степень социального риска, работающим

чаще приходится менять специальность или даже профессию. Ролевые требования

ужесточились — отчасти в силу конкуренции за лучшие места, отчасти под

воздействием пафоса «борьбы за выживание». И не переставая мечтать о быстром

и легком заработке, люди в принципе вынуж­дены принимать более жесткие

трудовые нормы.

«Школа рынка» открыта не для одних только предпринимате­лей. Население

учится торговать. Наиболее простой способ пред­ставлен уличной штучной

торговлей «с рук». На следующих сту­пеньках располагается лоточная и палаточная

торговля. Более се­рьезный уровень связан с оптовым торговым посредничеством и

экзотической для нас работой брокера, погруженного в потоки экономического

времени. Предприимчивые граждане освоили про­фессию разъездных коммивояжеров —

«челноков», взваливающих на свои плечи товаропотоки из зарубежья. Укрепляются

такие виды деятельности, как торговля деньгами и ма­нипулирование ценными

бумагами. Тысячи людей всех возрас­тных групп и разных социальных статусов

вкладывают последние сбережения в акции широко разрекламированных компаний и

ос­ваивают на уровне здравого смысла механику фондового рынка.

В оборот вовлекаются всевозможные виды ресурсов (земля, жилье, информация).

Формируются группы рантье, живущие на проценты с денежного или вещного

капитала. Для одних, ссужаю­щих деньги на короткие сроки под немыслимо

высокие проценты, это является формой рискового бизнеса. Для других, сдающих

в аренду собственные квартиры, — это лишь вынужденный шаг, политика

собственного выживания.

Учатся торговать и «слуги народа». Конечно, коррупция была и раньше. Но

сегодня, действительно, можно говорить о новой когорте чиновников-

предпринимателей, переводящих торговлю разрешениями (подписями) на регулярную

(профессиональную) основу. Раньше под контролем партийных комитетов брали,

что называется, «по чину». Сегодня масштабы торговли чиновничьи­ми услугами

возросли и приобрели более открытый характер.

Одновременно ряд социально-профессиональных групп ока­зался в «подвешенном»

состоянии. Это относится к тем, кто имеет невостребуемую сегодня узкую

квалификацию и привязан к «ле­жачим» предприятиям, уже потерял работу или

находится перед угрозой ее потери, вынужден сняться с насиженного места и

бе­жать из «горячих точек», превратившись в беженца, полуэмигран­та. Для многих

неопределенность длится годами. Состояния без­работного, бомжа, беженца связаны

с новыми формами самоиден­тификации, принять которые вчерашнему советскому

человеку бывает не просто.

Жертвой стабилизационной финансовой реформы стали ши­рокие слои служащих

бюджетной сферы, поставленные в условия унизительной бедности и

неопределенности перспектив. Произо­шло частичное размывание профессиональных

слоев в здраво­охранении и образовании, науке и культуре. От структурных

из­менений страдают и работники целого ряда производственных от­раслей.

Конверсия наступает на отрасли военно-промышленного комплекса,

сосредоточившие значительную часть научно-техни­ческого потенциала страны.

Жертвой частичной демилитаризации становится армия, в первую очередь среднее

и младшее офицерст­во, которому приходится думать о мирных профессиях.

Большин­ство их вынуждены смириться с потерей материальных и статус­ных

позиций. Частичной компенсацией для «бюджетников» ста­новятся падение

трудовой дисциплины и тихое растаскивание ста­реющего государственного

имущества.

3.2. Социально-экономическая дифференциация.

В ходе реформ резко возросла дифференциация доходов, имущественного

состояния и уровня жизни. Появилась группа хорошо обеспеченных по западным

стан­дартам людей, являющих и классические образцы престижного

(демонстративного) потребления. Одновременно пополняются ряды бедного

населения. Причем в них попадают не только без­работные и нетрудоспособные,

деградировавшие и деклассиро­ванные, но и часть работающего населения,

находящегося в рас­цвете сил и способностей (так называемые новые бедные).

Воз­никла опасность появления застойных очагов материальной не­обеспеченности.

Оценки действительных масштабов бедности варьируют от 20 до 60 и более

процентов в зависимости от вы­бранных критериев и политических взглядов

экспертов. Да и само понятие бедности неоднородно и охватывает различные

социаль­ные состояния18.

Неудовлетворенность людей своим материальным положени­ем сохраняется и даже

возрастает. Но материальные условия жиз­ни сильно изменились по сравнению с

дореформенным перио­дом, когда наблюдался хронический дефицит предметов первой

необходимости. За период с начала реформ значительно возросли материальные

потребности людей, разнообразились стили жизни, что само по себе является

важным показателем социально-эконо­мического развития. Мы переживаем очередную

«революцию при­тязаний».

В большей степени это, конечно, касается элиты, освоившей новые потребительские

стандарты: отремонтированное по евро­пейским меркам жилье, машины-«иномарки»,

просторные летние дома, высококачественные импортные потребительские товары,

отдых за границей, образование детей в платных школах в России и за рубежом.

Копируются образцы потребления, приписываемые средним и высшим средним слоям на

Западе. Собственно само понятие «новые русские» (до появления

анекдотического налета) обозначало не предпринимателей или богатых как таковых

(хотя высокий уровень обеспеченности предполагался). Это в первую очередь

выражение нового для нас западнического стиля жизни, обозначение нового

сообщества потребления. Войти в это сооб­щество могут далеко не все (речь идет

о нескольких процентах населения). Но жизненным ориентиром это становится и для

бо­лее массовых групп, которые по отдельным показателям начинают тянуться за

«новыми русскими». Достаточно обширные слои насе­ления обзаводятся товарами

длительного пользования, покупают машины, строят дачи. При этом «западничество»

в потреблении может причудливым образом сочетаться с прежним традициона­лизмом

жизни и взглядов.

3.3. Изменение трудовых и статусных ориентиров.

Властно-ориен­тированный тип сознания не сдал многих своих позиций. Однако он

вынужден потесниться под давлением новой системы статус­ных ориентиров,

характеризующихся связкой «Запад — бизнес — доход». Иными словами, престижным

стало то, что связано с За­падом или с бизнесом, а лучше всего — с западным

бизнесом.

С размыванием присущей советскому строю трудоцентристской идеологии усилилось и

без того немалое значение высокого заработка в системе трудовых ценностей

[9]. Одновременно в оцен­ках населения пошли вниз ценности,

связанные с добросовест­ным трудом, трудолюбием. На передний план выдвигаются

«дело­вые способности» — умение «вертеться», находить нужные связи,

зарабатывать[10]. Сравнительная

привлекательность профессий из­меняется в пользу тех, которые обеспечивают

более солидное и быстрое материальное вознаграждение. Наиболее доходные места

занимаются экономистами и юристами, бухгалтерами и маркетологами и т.п..

Вообще реабилитируется все, что связано с экономикой и то­варно-денежными

отношениями. Притягательная сила атрибутов экономической власти среди

символов успеха значительно воз­росла. Активно утверждается символика рынка.

«На коне» оказы­ваются те, кто успешнее других толкуют о содержании рыночных

реформ (особенно если они демонстрируют знания какой-нибудь западной теории и

практики). При этом каждый волен вкладывать в рыночные категории самый разный

смысл.

Мы переживаем ситуацию повышенной нормативно-статус­ной неопределенности.

Общая сложность социальной картины, раз­дробление части привычных сообществ,

открытие новых (зачас­тую неясных) социальных и профессиональных перспектив,

бы­страя смена господствующих идеологий способствуют утрате час­тью населения

четких нормативных ориентации, понимания целей и перспектив развития общества.

Добавим к этому возросшие культурно-нормативные разрывы между поколениями,

воспитан­ными при разных хозяйственно-политических режимах. Традици­онная

«проблема отцов и детей» готова принять нетрадиционно острые формы и способна

на долгое время остаться источником напряженности.

Список использованной литературы:

1. Борисов В.А., Козина И.М. Об изменении статуса рабочих на предпри­ятии

// Социологические исследования.- 1994.- № 11.- С. 16-29.

2. Гребнев Л. Между Востоком и Западом? // Вопросы экономики.- 1996.- №

3.- С. 128.

3. Зайончковская Ж.А. Миграция населения России как зеркало социаль­но-

экономических перемен / Куда идет Россия: Альтернативы общественного

раз­вития./ Под ред. Т.И. Заславской.- М.: Аспект Пресс, 1995.- С. 42.

4. Заславская Т.И. Бизнес-слой российского обще­ства: сущность,

структура, статус // Социологические исследования.- 1995.- № 3.- С. 3-12.

5. Клопов Э.В. Переходное состояние рабочего движения // Социологический

журнал.- 1997.- № 1.- С. 10-28.

6. Кравченко, А.И. Социология : Учеб. пособие для студентов вузов

. - Екатеринбург: Деловая кн., 1998. - 384 с.,

схем.

7. Левада Ю.А. Вектор перемен: социокультурные координаты измене­ний //

Экономические и социальные перемены: Мониторинг общественного мне­ния.-1993.-

№ 3.- С. 7-8.

8. Магун В. Трудовые ценности российского населения //Вопросы

эконо­мики.-1996.- № 1.-С. 53.

9. Миронова, Р.Е. Социология : Учеб.-метод. пособие / Моск.

гос. ун-т коммерции, Сарат. коммерч. ин-т. - Саратов: Изд-во

Поволж. межрегион. учеб. центра, 1997. - 99 с.

10. Радаев, В.В. Экономическая социология : Курс лекций : Учеб. пособие

. - М.: Аспект Пресс, 1998. - 367 с.

11. Социология : Учеб. для студентов вузов / Лавриненко В.Н.,

Нартов Н.А. , Шабанова О.А., Лукашова Г.С.; Под ред. Лавриненко В.Н. -

М.: ЮНИТИ, 1998. - 349 с.

12. Старк Д. Рекомбинированная собственность и рождение восточноевро­пейского

капитализма // Вопросы экономики.- 1996.- № 6.- С. 7, 23.

13. Тадевосян, Э.В. Социология : Учеб. пособие. - М.: Знание, 1998. - 272 с.

14. Хибовская Е.А., Куприянова З.В. Вторичная занятость как способ адапта­ции

населения к экономическим реформам / Куда идет Россия, С. 187—192.

15. Черныш М.Ф. Социальная мобильность в 1986-1993 годах // Со­циологический

журнал.-1994.-№ 2.- С. 130—133.

[1] Старк Д. Рекомбинированная

собственность и рождение восточноевро­пейского капитализма // Вопросы

экономики.- 1996.- № 6.- С. 7, 23.

[2] Гребнев Л. Между Востоком и Западом? //

Вопросы экономики.- 1996.- № 3.- С. 128.

[3] Заславская Т.И. Бизнес-слой российского

обще­ства: сущность, структура, статус // Социологические исследования.- 1995.-

№ 3.- С. 3-12.

[4] Черныш М.Ф. Социальная мобильность в

1986-1993 годах // Со­циологический журнал.-1994.-№ 2.- С. 130—133.

[5] Зайончковская Ж.А. Миграция населения

России как зеркало социаль­но-экономических перемен / Куда идет Россия:

Альтернативы общественного раз­вития./ Под ред. Т.И. Заславской.- М.: Аспект

Пресс, 1995.- С. 42.

[6] Борисов В.А., Козина И.М. Об изменении

статуса рабочих на предпри­ятии // Социологические исследования.- 1994.- № 11.-

С. 16-29.

[7] Хибовская Е.А., Куприянова З.В.

Вторичная занятость как способ адапта­ции населения к экономическим реформам /

Куда идет Россия, С. 187—192.

[8] Клопов Э.В. Переходное состояние

рабочего движения // Социологический журнал.- 1997.- № 1.- С. 10-28.

[9] Магун В. Трудовые ценности российского

населения //Вопросы эконо­мики.-1996.- № 1.-С. 53.

[10] Левада Ю.А. Вектор перемен:

социокультурные координаты измене­ний // Экономические и социальные перемены:

Мониторинг общественного мне­ния.-1993.- № 3.- С. 7-8.