Реферат: Ф. Бродель. Динамика капитализма
Реферат: Ф. Бродель. Динамика капитализма
Р Е Ф Е Р А Т
по книге Фернана Броделя
“ДИНАМИКА КАПИТАЛИЗМА”
студент группы 42
Чамьян В.А.
МГУ, 2000 г.
Фернан Бродель <1901 — 1985> — один из виднейших историков современности,
почетный доктор университетов Брюсселя, Оксфорда, Кембриджа, Мадрида, Женевы,
Лондона, Чикаго, Флоренции, Сан-Паулу, Падум и Эдинбурга.
Ф.Бродель родился во Франции, учился в Париже, окончил Сорбонну. Преподавал в
Алжире, Париже, Сан-Паулу. С 1949 г. заведовал кафедрой современной
цивилизаций в Коллеж де Франс, а с 1956 г. руководил VI Секцией Практической
школы высших исследований. В 1946 г. Ф.Бродель стал одним из директоров
журнала “Анналы” и вскоре возглавил представленное этим журналом
направление в историографии. В 1947 году защитил диссертацию на тему
“Средиземное море и мир Средиземноморья в эпоху Филиппа II”, а двумя годами
позже вышла его книга под тем же названием. Этому труду автор посвятил
двадцать лет напряженной работы. Интересы Броделя-историка связаны с
экономическим направлением в исторической науке.
Из других его работ следует выделить трехтомное исследование "Материальная
цивилизация, экономика и капитализм XV — XVIII вв”. Работа Ф.Броделя
“Динамика капитализма” представляет собой обобщенное изложение основных идей
этого масштабного и оригинального исследования.
В этой небольшой книге воспроизведен текст трех лекций, прочитанных
Ф.Броделем в университете Джонса Гопкинса (США) в 1976 году. Эти лекции в
английском переводе получили заголовок "Afterthoughts on Material
Civilization and Capitalism", а затем были переведены на итальянский под
заголовком "La Dinamica del Capitalismo".
Работа “Динамика капитализма” состоит из трех глав, каждая из которых
представляет собой краткий пересказ соответствующего тома исследования
Ф.Броделя "Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV — XVIII вв”.
Итак, первая глава работы Фернана Броделя “Динамика капитализма” носит название
“Переосмысливая экономическую и материальную жизнь”. В данной главе автор
делает попытку взглянуть на глобальный исторический процесс с точки зрения
экономиста, представить историю развития человечества как процесс развития
“общественных масс и структур, претерпевающих медленную эволюцию в лоне
длительной временной протяженности”. Свой анализ исторических событий автор
делает на “постоянной игре глубинных тенденций к равновесию и его нарушению в
длительной исторической перспективе”. Исходным моментом для Ф.Броделя была
повседневность, т.е. та сторона жизни, в которую человечество оказывается
вовлеченым, даже не отдавая в том себе отчета, — привычка, или набор действий,
протекающих и заканчивающихся как бы сами собой, выполнение которых не требует
ничьего решения и которые происходят, по правде говоря, почти не затрагивая
сознания. Автор считает, что человечество более чем наполовину погружено в
такого рода повседневность. Говоря о повседневности, автор подразумевает
побуждения, импульсы, стереотипы, а также приемы и способы действия, различные
типы обязательств, вынуждающих действовать, которые порой, восходят к самым
незапамятным временам. Все это, Ф.Бродель охватывает термином “материальная
жизнь”. “Материальная жизнь ... это то, что за долгие века предшествующей
истории вошло в плоть самих людей, для которых опыт и заблуждения прошлого
стали обыденностью и повседневной необходимостью, ускользающей от внимания
наблюдателя".
Таким образом, основная цель первой главы исследование упомянутых сторон
жизни людей, изучение материальной жизни современников той или иной
исторических эпох.
Вначале автор проводит историко-демографический анализ: “Существуя в тех или
иных общих условиях, люди каждый раз оказываются то слишком многочисленными,
то недостаточно многочисленными; конечно, демографические колебания
стремятся к равновесию, однако последнее достигается редко”. Ф.Бродель
считает, что лишь с XVIII века будет преодолен до той поры недоступный
предел: с этого времени рост численности населения не прекращается и
тенденция эта не менялась.
Затем исследователь пытается ответить на новые вопросы что они ели? что пили?
как одевались? “Пшеница, рис и кукуруза явились результатом очень древнего
отбора и бессчетного ряда экспериментов, определив, в результате
многовековых "отклонений", выбор цивилизации. Пшеница, занимающая огромные
площади, требующая, чтобы земля регулярно отдыхала, позволяет и предполагает
занятие животноводством; можно ли вообразить историю Европы без домашних
животных, плугов, упряжек, повозок? Культура же риса возникает на основе
своего рода огородничества, интенсивного земледелия не оставляющего места
для животных. Что касается кукурузы, то это, несомненно, самая удобная
культура, из нее легче всего готовить повседневные блюда, ее возделывание
оставляет немалый досуг — отсюда привлечение кpecтьян к государственным
работам и циклопические памятники индейских цивилизаций. Так
невостребованная рабочая сила была употреблена обществом для своих целей".
Далее, в своей работе автор обращается к истории техники. Высокая концентрация
экономики, по мнению автора, вызывает концентрацию технических средств и
развитие технологии. Этот процесс автор прослеживает на примере Арсенала в
Венеции XIV века, примерах Голландии XVII века, Англии XVIII века. “Издавна все
технические приемы, все элементы научного знания являлись предметом постоянного
обмена, непрерывно распространяясь по всему миру. Однако есть вещи, которые
распространяются с трудом — навесной руль плюс использование соединения "стык
внакрой" при обшивке корпуса судна, плюс артиллерия на борту, плюс плавание в
открытом море и на дальние расстояния. Таков и капитализм,
представляющий собой сумму привычек, способов, ухищрений, достижений. Не
дальнее ли плавание вкупе с капитализмом обеспечили превосходство Европы —
просто в силу того, что эти новшества не получили массового распространения?”
Далее, автор переходит к детальному рассмотрению субъектов обмена, их
формирования, развития, а также местных особенностей (Европа:Англия, Голландия
- неевропейские страны, Африка, Америка, Индия, Китай, исламские государства).
Ф.Бронан солидарен с К.Бринкманом, “что экономическая история сводится к
истории рыночной экономики — от ее возникновения до ее возможного конца”.
Нельзя не согласиться с Ф.Бронаном в том, что “Все, что осталось за пределами
рынка, имеет лишь потребительскую стоимость, все, что сумело пройти в его
тесные врата, приобретает обменную стоимость. В зависимости от того, с какой
стороны элементарного рынка находится индивид, он будет или не будет участником
обмена, того, что я называю экономической жизнью, в отличие от материальной
жизни, но также и в отличие от капитализма”. Автор структурирует субъекты
обмена: “По отношению к рынкам и субъектам обмена элементарного уровня более
высокое положение занимают ярмарки и биржи (ярмарки проводятся регулярно в
одном и том же месте в определенное время и продолжаются несколько дней, а
биржи открыты ежедневно). Даже если на ярмарках обычно находится место для
мелкой розничной торговли и купцов с небольшим капиталом, на них, как и на
биржах, господствуют крупные дельцы, получившие вскоре название негоциантов,
которые розничной торговлей не занимаются”. Таким образом автор выделяет два
уровня рыночной экономики - нижний, т.е. мелкие торговцы, рынки и лавки, и
верхний, представленный ярмарками и биржами. Сравнивая европейскую экономику с
экономикой остального мира, автор отмечает что, более интенсивное развитие
Европы обязано превосходству своих экономических инструментов и институтов -
биржам и различным формам кредита
Во второй главе работы, которая называется “Игры обмена”, автор сделал
попытку оценить позиции, занимаемые рыночной экономикой и капитализмом. “Над
огромной массой повседневной материальной жизни растянула сеть своих очагов
рыночная экономика, постоянно поддерживающая жизнь своих структур. И обычно
лишь еще выше, наслаиваясь на рыночную экономику, развивается и процветает
капитализм. Можно сказать, что при таком подходе видна экономическая жизнь
всего мира как бы на настоящей рельефной карте”. Ф.Бронан проводит различия
между терминами рыночная экономика и капитализм. Автор считает, что до 18
века эти два рода деятельности оставались в меньшинстве, а огромная масса
человеческих действий охватывалась, поглощалась огромной сферой материальной
жизни. “Если рыночная экономика и распространялась вширь, если она и
покрывала уже обширные пространства и достигла зримых успехов, то слой ее был
все еще по-прежнему тонок. Что же касается той реальности Старого Порядка,
которую я — правильно или не вполне правильно — называю капитализмом, то она
принадлежит блестящему, усложненному, но весьма узкому слою, не
охватывающему всей экономической жизни, и не создававшему — здесь исключения
лишь подтверждают правило - собственного "способа производства", который
обладал бы внутренней тенденцией к самораспространению. И даже так
называемый торговый капитализм был пока еще далек от того, чтобы овладеть и
управлять рыночной экономикой в целом, хотя последняя и является необходимым
предварительным условием его господства. И все же роль капитализма на
национальном, международном и мировом уровне становилась уже очевидной”.
Автор считает, что капитализм и рыночную экономику обычно не различают
потому, что они развивались одновременно - со Средних веков до наших дней, а
также потому, что капитализм часто представляли как двигатель или вершину
экономического прогресса. “В действительности, все несет на своей широкой
спине материальная жизнь: если она набирает силу, то все движется вперед;
вслед за ней, в свою очередь, быстро усиливается рыночная экономика, расширяя
свои связи. Однако от этого роста всегда выигрывает капитализм”.
Ф.Бронан отмечает, что капитализм развивается максимально динамично лишь
тогда, когда идентифицирует себя с государством, когда сам становится частью
государственной политики. Аналогичны отношения капитализма с культурой и
религией. Он полемизирует с Максом Вебером, утверждавшим, что капитализм
является порождением протестантства, или точнее, пуританства. По мнению
автора, ошибка Макса Вебера коренится в первоначальном преувеличении роли
капитализма как двигателя современного мира.
Автор выдвигает следующее положение: росту и успеху капитализма сопутствуют
определенные общественные условия. Капитализм для своего развития требует
определенной стабильности общественного устройства, а также определенного
нейтралитета или слабости, или потворства государства. И даже на Западе
встречаются различные степени такого попустительства: во многом в силу
социальных и уходящих в прошлое причин, Франция всегда была страной менее
благоприятной для капитализма, чем, скажем, Англия.
Наиболее ярко процесс капитализации проявляется в торговле на дальние
расстояния (Fernhandet), в которой усматривают высшую степень обмена.
Торговля на дальние расстояния преимущественно является областью свободного
маневра, она действует на расстояниях, которые не дают осуществлять над ней
обычный контроль, или позволяют максимально ослабить его. У торговцев есть
возможность выбора, и они делают выбор, доводя до возможного максимума
прибыль. Из этих крупных прибылей складываются значительные накопления
капиталов, тем более, что доходы от торговли на дальние расстояния делятся
между всего несколькими партнерами. Напротив, местная торговля распылена
между множеством участников. Во всех странах мира идет процесс выделения
группы крупных негоциантов из массы торговцев, с одной стороны, весьма
немногочисленная а с другой — по-прежнему связанная, помимо прочих видов
деятельности, с торговлей на дальние расстояния. “Эти капиталисты на
мусульманском Востоке или в христианском мире были друзьями государя,
поддерживая или эксплуатируя государство? Очень рано, еще в незапамятные
времена, они перешагнули национальные границы, действуя заодно с
чужестранными купцами”. “Именно благодаря весу своих капиталов капиталистам
удается сохранять свои привилегии, удерживать в своих руках крупные
международные торговые дела той эпохи”.
В то же время Бронан отмечает интересную особенность - разделение труда,
быстро возрастающее по мере развития рыночной экономики, затрагивает все
торговое сообщество за исключением его верхушки — негоциантов. Вначале это
дробление функций проявляется лишь на нижнем уровне: оформляется
специализация ремесленников, лавочников, торговцев вразнос. Однако, вплоть до
XIX века купец высокого полета никогда не ограничивался каким-либо одним
родом деятельности; он занимается торговлей, но никогда не связан одним
направлением бизнеса. В зависимости от обстоятельств он — судовладелец,
хозяин страховой конторы, заимодавец или получатель ссуды, финансист, банкир
или даже промышленник или аграрий. В Барселоне XVIII века лавочник, торгующий
в розницу (botiguer), обязательно специализируется: он продает либо полотно,
либо сукно, либо пряности. Стоит ему, достаточно разбогатеть, чтобы стать
негоциантом, как он тут же отказывается от специализации: любое доступное
ему выгодное дело будет относиться к его компетенции. В качестве объяснения
настоящего феномена, автор считает, что купец не специализируется потому, что
ни одна из доступных ему отраслей не является достаточно емкой, чтобы
поглотить всю его энергию и капитал. Исторические источники тех лет
(переписка купцов и записи торговых палат) довольно часто свидетельствуют о
том, как порой тщетно капиталы ищут возможностей вложения. Частая смена сфер
деятельности крупных негоциантов свидетельствует, что возможность получения
большой прибыли постоянно перемещается из одного сектора в другой. Капитализм
по своей сути конъюнктурен. До настоящего времени, одним из важнейших его
преимуществ является та легкость, с какой он перестраивается и
приспосабливается к обстоятельствам.
В то же время, в коммерческой жизни иногда проявлялась тенденция к
сосредоточению на единственном виде спекуляции - торговле деньгами. Однако,
как показывает исторический опыт, ее успех никогда не был долговременным.
Флорентийские банки после краткого периода расцвета терпят крах с падением
Барди и Перуцци в XIV веке, а затем Медичи в XV. С 1579 года генуэзские
ярмарки в Пьяченце обеспечивали клиринг почти для всех европейских расчетов,
однако удивительное начинание генуэзских купцов продлилось менее полувека,
до 1621 года. В XVII веке Амстердам будет, в свою очередь, блистательно
господствовать над потоками европейских кредитов, однако в следующем веке и
этот опыт потерпит крах. Финансовый капитализм добьется успеха лишь в XIX
веке, после 1830-1860 гг., когда банк подчинит себе всю промышленность и
торговлю, и когда экономика в целом обретет силу достаточную, чтобы надежно
поддерживать эту конструкцию.
В третьей главе своей работы, озаглавленной “Время мира”, Ф.Бронан попытался
связать связать капитализм, его развитие и средства, которыми он
располагает, с мировой историей в целом. Деление мировой цивилизации на
ведущие богатые державы и слаборазвитые бедные государства, характерное на
рубеже 2-3 тысячелетий, Ф.Бронан прослеживает уже с XV века. Конечно, время
не стоит на месте и страны, служившие эталоном богатства и величия во времена
Адама Смита или Жака Кёра, сегодня трудно причислить к сверхдержавам. В тоже
время, законы движущие миром, в целом не изменились, и он продолжает быть
структурно разделенным на привилегированную и лишенную привилегий части.
Очевидно, что структура мирового сообщества, столь же иерархична, что и
структура обычного общества. Почему? На этот вопрос и пытается ответить
Ф.Бронан в третьей части своей работы.
Автор различает понятия мировая экономика и мир-экономика. Под мировой
экономикой понимается экономика мира, взятого в целом, "рынок всего мира", а
под выражением мир-экономика (Weltwirtschaft), Ф.Бронан понимает экономику
лишь некоторой части нашей планеты в той мере, в какой она образует
экономически единое целое. Скажем, Средиземноморье в XVI веке само по себе
представляло мир-экономику, мир для себя.
Мир-экономика может быть определен с помощью трех существенных признаков:
· он занимает определенное географическое пространство; у него имеются
границы, которые, медленно изменяются. Периодически, происходят резкие
изменения этих границ: эпоха Великих географических открытий конца XV века
или реформы Петра Великого, в результате которых Россия открыла свои границы
для европейской экономики. К этому списку можно смело добавить политические
преобразования в СССР в середине 80-х, результатом которых явилось изменение
границ мирового экономического пространства;
· мир-экономика всегда имеет полюс, центр, представленный
господствующим городом, в прошлом городом-государством, ныне — столицей,
экономической столицей;
· любой мир-экономика состоит из ряда концентрически расположенных зон.
Срединную зону образует область, расположенная вокруг центра — таковы
Соединенные провинции в XVII веке, когда над миром господствует Амстердам;
такой зоной становится Англия, когда, начиная с 80-х годов XVIII века,
Лондон окончательно занимает место Амстердама. Далее, вокруг срединной зоны
располагаются промежуточные зоны. И, наконец, следует весьма обширная
периферия, которая в разделении труда, характеризующем мир-экономику,
оказывается не участницей. а подчиненной и зависимой территорией.
В качестве примера мира-экономики можно привести Россию до Петра Великого или
Оттоманскую империю до конца XVIII века.
Далее, Ф.Бронан высказывает предположение, что эти типичные миры-экономики и
явились матрицами европейского, а затем и мирового капитализма. Автор
подробно рассматривает концепцию мира-экономики и рассуждает о смещениях
центра мира-экономики, а также о делении любого мира-экономики на
концентрические зоны. По Бронану, каждый раз при утрате прежнего центра
происходит возвышение нового, как если бы мир-экономика не мог существовать
без центра тяжести, без некоего полюса. Однако, такие утраты старого и
обретения нового центра происходят достаточно редко, что еще более
подчеркивает значение этих событий. В случае Европы и примыкающих зон,
которые она как бы аннексировала, возникновение единого центра произошло в
80-е годы XIV века, и таким центром стала Венеция. Около 1500 года произошел
внезапный гигантский скачок, в результате которого центр переместился из
Венеции в Антверпен, затем, в 1550-1560 годы, центр вернулся в
Средиземноморье, но на этот раз в Геную, наконец, в 1590-1610 — новое
перемещение — в Амстердам, остававшийся устойчивым экономическим центром
европейской зоны в течение почти двух веков. Лишь в период между 1780 и 1815
годами этот центр переместится в Лондон. В 1929 году, преодолев
Атлантический океан, он оказывается в Нью-Йорке. Каждый раз изменения центра
сопровождались острыми экономическими кризисами. Автор считает, “что обычно
именно экономическая непогода наносит решающий удар по старому, уже
ослабленному центру и утверждает возвышение нового”. В тоже время “кризис,
который стучится в двери, — это испытание, которое сильные выдерживают, а
слабые — нет”. Далее, Бронан совершенно точно определяет направление вектора
развития мировой экономики на ближайшие двадцать лет (если учитывать, что
научный материал, лежащий в основе настоящей работы, был опубликован в
середине 70-х годов XX века) говоря, что “если Соединенные Штаты сохранят
свое место — а это нетрудно предвидеть, — то они могут выйти из этого
испытания еще более сильными, поскольку другие экономики, по-видимому,
значительно больше пострадают от той неблагоприятной конъюнктуры, которую мы
переживаем”, а также “Те, кто живет в центре или вокруг центра мира-
экономики, по-прежнему обладают всеми правами над другими”.
Максимальный уровень жизни достигается в центре мира-экономики, именно здесь
высокий уровень цен и доходов, надежные банки и качественные товары, наиболее
выгодные промышленные производства и организованное на капиталистический лад
сельское хозяйство, наиболее сильная валюта и ценные бумаги. Здесь
формируется передовая экономика опережающая по своему развитию другие
регионы, здесь же развиваются самые передовые технологии и их неизменная
спутница — фундаментальная наука. Здесь же максимального уровня развития
достигает правовая и судебная система.
Это высокое качество жизни заметно снижается в соседних странах промежуточной
зоны, постоянно соперничающих, конкурирующих с центром. Там большинство
крестьян лишены свободы, мало свободных людей; обмены несовершенны,
организация банковской и финансовой системы страдает неполнотой и нередко
управляется извне, промышленность и ремесла относительно традиционны. На
периферии ситуация еще хуже: “вся Восточноевропейская периферия, включая
Польшу и лежащие за ней земли, представляет собой зону повторного
закрепощения крестъян, т.е. крепостного права, которое, почти исчезнув, как
на Западе, в XVI веке было снова восстановлено”.
Другими словами, европейский мир-экономика в 17 веке являет собой соединение,
в котором сосуществуют самые разные общества — от уже капиталистического в
Голландии до крепостнических и рабовладельческих, стоящих на самой низшей
ступени лестницы общественного прогресса. Очевидно, само существование
капитализма зависит от этого закономерного расслоения мира: внешние зоны
питают промежуточные и, особенно, центральную. То есть центр мира-экономики
представляет собой вершину капиталистической суперструктуры всей
конструкции. По закону взаимности, если центр зависит от поставок с
периферии, то и она зависит от потребностей центра, диктующего ей свою волю.
“Ведь именно Западная Европа как бы вновь изобрела и экспортировала античное
рабство в Новый Свет, именно ее экономические нужды вызвали вторичное
закрепощение крестьян в Восточной Европе”. Бронан делает вывод, что
“капитализм является порождением неравенства в мире; для развития ему
необходимо содействие международной экономики. Он является плодом
авторитарной организации явно чрезмерного пространства. Он не дал бы столь
густой поросли в ограниченном экономическом пространстве. Он и вовсе не
смог бы развиваться без услужливой помощи чужого труда”.
Подводя итоги, Ф.Бронан проводит параллели между днем вчерашним и днем
настояшим. Несмотря на то, что масштаб и пропорции современного капитализма
фантастическим образом изменились природа капитализма при этом осталась
прежней. В качестве доказательства, автор приводит следующие доводы:
· капитализм по-прежнему основывается на использовании международных
ресурсов и возможностей, он существует в мировом масштабе, он стремится
заполнить весь мир;
· он всегда с необыкновенной настойчивостью опирается на монополии де-
факто, несмотря на яростное противодействие, с которым он при этом
сталкивается;
· капитализм не распространяется на всю экономику, на все занятое
трудом общество; он никогда не заключает ни того, ни другого в свою
замкнутую и совершенную систему.
Разделение на материальную жизнь, рыночную и капиталистическую экономику
сохраняет удивительную разрешающую способность и объяснительную силу. В самом
деле, на самом нижнем уровне даже в Европе можно без труда обнаружить еще
множество примеров самодостаточности, услуг, не учитываемых официальной
статистикой, массу ремесленных мастерских. На среднем этаже — производство и
сбыт продукции подчинены строгому и даже жесткому закону конкуренции. На
самом верху несмотря на якобы жесткую конкуренцию интересы фирм сливаются.
Таким образом, капитализм вырастает преимущественно на вершинных видах
экономической деятельности или во всяком случае, тяготеет к таким вершинам.
Такой капитализм возвышается над двойным низлежащим слоем — материальной
жизнью и связной рыночной экономикой, являясь зоной высоких прибылей.