Научная Петербургская Академия

Курсовая: Роль государственной собственности в промышленно развитых странах

Курсовая: Роль государственной собственности в промышленно развитых странах

Министерство образования Российской Федерации

Саратовский государственный социально-экономический университет

Кафедра экономической теории

Курсовая работа на тему:

«Роль государственной собственности в

промышленно развитых странах»

Выполнил:

??????????????

??????????????

_____________________

Научный руководитель:

к. э. н., доц. Гусарова Л.Ф.

Саратов

2004г.

Содержание:

Введение. 3

Глава 1. Сущность государственной собственности. 6

1.1. Понятие государственной собственности. 6

1.2. Государственное вмешательство в экономику. 7

Глава 2. Роль, назначение и использование государственной собственности. 16

2.1. Госсобственность и распределительная функция государства. 16

2.2. Структура государственных доходов и расходов. 24

Заключение. 28

Библиографический список. 30

Введение.

Изучение опыта государственного участия в экономическом развитии передовых

стран мира интересно и познавательно само по себе. Но для нас существует еще

и проблема использования такого опыта с учетом ошибок предшественни­ков, его

адаптации к современным рыночным ус­ловиям России. Роль государства в

экономичес­кой жизни огромна. И так было на протяжении последних пяти

столетий, хотя роль эта постоян­но менялась. Призывы резко ограничить

вмеша­тельство государства в экономику отражали все­го лишь противостояние

окрепшей промышлен­ной буржуазии сначала феодальному, а затем новому

государству, уже буржуазному, но вос­принявшему многое от феодализма. После

пол­ного утверждения капиталистических рыночных отношений идеологи нового

строя вынуждены были отказаться от категорического отрицания роли государства

в хозяйственной жизни.

Разнузданное господство монополий в ряде стран с последней трети XIX в.,

системный кри­зис, выразившийся в глобальной депрессии 30-х годов, борьба

двух социально-политических сис­тем - все это требовало активного

государствен­ного вмешательства в процессы воспроизводства. Однако по мере

решения указанных проблем ста­новилось все очевиднее, что есть и некоторые

бо­лее общие основания для активного государст­венного вмешательства в

экономическую дея­тельность субъектов.

Несомненна тенденция к усилению роли госу­дарства во всех сферах экономики.

Вместе с тем тенденция эта не является прямолинейной. Госу­дарственное

вмешательство используется тогда, когда собственно рыночные механизмы дают

сбой. В этих случаях воспроизводство корректи­руется таким образом, чтобы

после наладки ры­ночного механизма государственное вмешатель­ство можно было

ослабить или свернуть.

Уместно вспомнить многочисленные попытки российских неолибералов доказать,

что там, где государство меньше вмешивается в экономику, все социально-

экономические показатели лучше. Не ставя под сомнение такого рода связь,

заметим, однако, что здесь все поставлено с ног на го­лову: именно там, где

саморегулирующаяся эко­номика успешно решает проблемы, необходи­мость прямого

государственного вмешательства в воспроизводственный процесс меньше, нежели в

странах, где по ряду причин саморегуляция хо­зяйственного механизма

ослаблена.

Другими словами, причиной меньшей активно­сти государства служит более

высокая эффектив­ность саморегулирования экономики, а не наобо­рот. Доказывая

обратное, адепты неолиберализма делают ложный вывод: если целенаправленно

уменьшать присутствие государства в хозяйствен­ной жизни, то это якобы чуть

ли не автоматичес­ки будет способствовать росту эффективности национальной

экономики.

Такого рода теоретические обоснования при­званы обеспечить вполне

определенную полити­ку, приносящую ощутимые доходы некоторым конкретным

кругам. Достаточно вспомнить не­давнюю российскую эпоху, которую теперь

кри­тикуют, в частности, за якобы избыточное госу­дарственное присутствие в

экономике. На деле же именно отсутствие должного государственного контроля

привело к массированному разграбле­нию госсобственности и вакханалии

коррупции. Хотя и здесь сущность и явление не совпадали: ви­димое отсутствие

государственного регулирова­ния, казалось бы, почти стихийного процесса бы­ло

всего лишь прикрытием направляемого в ин­тересах определенных кругов

государственного вмешательства (и невмешательства - где это бы­ло выгодно

"рулевым") в процессы массовой бес­платной приватизации. Здесь правильный

вопрос об эффективном сочетании конкретных форм го­сударственного участия

подменяется примитив­ной идеей о простом ограничении такого участия.

Правовой основой государственного вмеша­тельства служит сама природа

государственной по преимуществу организации социальной жизни общества, в том

числе экономики. Однако всегда существовала и материальная основа такого

вме­шательства. На протяжении очень длительного времени не только в марксизме

считалось, что без собственности на часть национальных ресур­сов и/или

средств производства вмешательство государства в экономику попросту

невозможно. Степень вмешательства вплоть до недавнего вре­мени

ассоциировалась прежде всего со степенью огосударствления национальных

ресурсов. Счи­талось, что чем больше национального капитала в руках

государства, тем выше степень его вме­шательства, шире его возможности

эффективно регулировать народное хозяйство. Эти представ­ления господствовали

не только в социалистичес­ких странах, но и на Западе.

И в самом деле: на протяжении многих десяти­летий наблюдалась достаточно

тесная статисти­ческая зависимость между величиной (долей) гос­сектора в

экономике и степенью госучастия в пе­рераспределении национального дохода.

Такая корреляция наблюдалась не только при сравне­нии стран капитализма и

социализма, но и внутри всей группы индустриально развитых капиталис­тических

стран. Так продолжалось до конца 70-х годов XX в., когда направления динамики

двух па­раметров разошлись: удельный вес государства в национальном доходе

продолжал в целом расти, а доля госсектора заметно сокращалась. Стало яс­но,

что однонаправленное изменение этих двух параметров - всего лишь частный

случай такой связи. Практика убедительно показала, что соци­ально-

экономическая эффективность и степень регулируемости национальной экономики

не свя­заны непосредственно с мерой огосударствления национальных ресурсов.

Причины этого разнообразны. Начнем со сравнительной эффективности предприятий

го­сударственного и частного секторов. Долгое вре­мя считалось, что даже в

зрелой рыночной эконо­мике государственное предприятие действует как обычное

частное. Казалось очевидным, что при функционировании в одной и той же

рыночной среде особого отличия в эффективности пред­приятий двух разных видов

собственности быть не должно.

Однако во второй половине XX в. представле­ние о том, что рынок сам все

расставляет по сво­им местам, постепенно подрывалось. Не стало ка­таклизмов,

прерывавших развитие экономики почти всех стран мира в первой половине века

(мировые войны и Великая депрессия). Исчезли и основания списывать на

чрезвычайные и времен­ные обстоятельства факторы, модифицировавшие поведение

госпредприятий на рынке. Все более очевидным становилось, что, несмотря на

рыноч­ную среду обитания и квазирыночное поведение, они заметно уступают

частным предприятиям по эффективности. То же демонстрировал и ход

эко­номического соревнования двух систем. Именно в первой половине 70-х годов

произошел перелом в динамике интегральной макроэкономической эффективности

народного хозяйства СССР: по расчетам разных, в том числе и советских

эконо­мистов, примерно с 1972-1973 гг. она практически перестала расти на

фоне относительно медленно­го, но устойчивого роста этого показателя в

западных странах. А в конечной основе замедления, а затем и стагнации

народнохозяйственной эф­фективности лежит динамика эффективности предприятий.

В пределах самих западных стран нарастала волна консерватизма. Расхожим

примером стало сравнение деятельности двух автогигантов во Франции.

Государственное предприятие "Рено" с 1960 по 1980 г. получило в качестве

бюджетных дотаций 5.8 млрд. фр., уплатив налогов на сумму 1.7 млрд., а

частное предприятие "Пежо" за тот же период уплатило 11 млрд. налогов, не

получив из бюджета ни франка. Рост убытков предприя­тий госсектора при

тенденции к росту дефицита госбюджетов поставил перед правительствами и

идеологами западных стран вопрос об экономи­ческих пределах расширения

госсектора. И здесь теория шла за практикой, а не наоборот.

Как показал мировой опыт последних трех де­сятилетий, а затем частично

отразила и теория экономики госсектора, существуют и более тон­кие факторы,

определяющие конечную эффек­тивность фирмы, чем сама по себе принадлеж­ность

ее к той или иной форме собственности. Это обнаружилось по мере накопления

опыта уп­равления фирмами на основе разных школ управ­ления, в разных моделях

экономики, в условиях ускорения технического прогресса и повышения качества

экономического роста.

Глава 1. Сущность государственной собственности.

1.1. Понятие государственной собственности.

В экономической теории и статистике госу­дарственная собственность

определяется через отрицание: собственность не частная считается публичной.

Она разделяется на собственно госу­дарственную (центральную, федеральную),

муни­ципальную (собственность местных органов уп­равления и самоуправления) и

промежуточную (собственность штатов в США и некоторых дру­гих странах, земель

- в Германии, Австрии, субъ­ектов федерации - в России и других странах).

Однако даже терминологически грань между частной и нечастной собственностью

оказывает­ся довольно размытой. Примером может служить употребление в США

названия "публичная кор­порация" в двояком смысле: во-первых, публич­ная как

не частная, а муниципальная; во-вторых, как акционерное общество открытого

типа. В по­следнем случае она противопоставляется не госу­дарственной или

муниципальной форме собст­венности, а другому типично частному предприя­тию -

акционерному обществу закрытого типа, частному товариществу с ограниченной

ответст­венностью, семейной фирме или фирме с одним владельцем.

Отсюда же и массовое представление (в тео­рии и праве) о том, что публичный

сектор эконо­мики сформирован безотносительно, нейтрально к форме

собственности и представляет собой со­вокупность предприятий (собственно

государст­венных, смешанных и/или частных), охватываю­щих ключевые

общенациональные и стратегиче­ские сферы экономики. В частности, отсюда чисто

статистические сложности вычленения госсектора экономики, не говоря о

трудностях, связанных с наличием смешанных и квазипублич­ных предприятий, в

которых присутствует как го­сударственный, так и частный капитал или

фи­нансы.

Отсюда же и другой, пока еще удивляющий нас феномен: отсутствие интереса со

стороны статистических органов к постоянному наблюде­нию за государственным

сектором как имущест­вом государства. Вместе с тем органы статистики и

правительства ведут тщательный учет публич­ных финансов. Это отсутствие

видимого интереса к публичному сектору как особой форме собст­венности

объясняется тем, что этот сектор фак­тически чаще всего отождествляется с его

финан­сами, а не с материально-вещественной основой.

Определенные основания для такого смеще­ния акцентов существуют. Во-первых,

вообще внимание западной экономической теории и практики государственного

управления концент­рируется не столько на "запасе", чем является

ма­териально-вещественная основа любой собствен­ности, сколько на финансах,

которые по своей природе являются "потоками". Во-вторых, фи­нансовые потоки

как объект государственного управления требуют гораздо большего внимания, чем

относительно малоизменчивые, стабильные и трудно определяемые количественно

"запасы" государственной собственности. В-третьих, сама публичная

собственность как особый объект уп­равления проявляется прежде всего именно

через финансы. Наконец, как уже отмечено, нарастает внутренний парадокс (с

точки зрения недавних представлений), смысл которого можно сформу­лировать

следующим образом: государственная собственность как основа регулирующей роли

го­сударства во всех экономических и социальных процессах относительно

уменьшается, а роль го­сударства в экономике растет.

Феномен отсутствия видимого интереса стати­стических органов и правительств

западных стран к своей собственности для нас удивителен еще и потому, что мы

помним недавнее социали­стическое прошлое, в котором управление эконо­микой

было действительно немыслимо и невоз­можно без учета и статистики

государственной собственности. Но эта необычность даже в пере­ходной

российской экономике уже почти исчезла. Что дает знание статистики

предприятий, в которых доля российского государства составляет или 100% (их

примерно 400), или более 50% (их около 470), или от 25 до 50% (их примерно

1600)? Парла­мент и правительство интересует другой вполне правомерный и

более актуальный вопрос: какие доходы получает госбюджет от этой

собственнос­ти, соответствуют ли они объему собственности государства?

Определить объем госсобственности чрезвы­чайно трудно. Действительно, как ее

измерить, если рынок не в состоянии правильно оценить ка­питализацию

предприятий? Вопросов подобного рода множество, а ответов на них практически

нет. Ведь до сих пор не произведена инвентариза­ция госпредприятий,

госимущества в стране и за рубежом. Статистика госсектора сводится поэто­му к

измерению величины доходов, которые фак­тически поступают в бюджеты всех

уровней, а также субсидий, дотаций, субвенций. А это есть статистика всего

лишь финансов госсектора.

Диапазон составляющих государственного (публичного) сектора очень велик: от

чисто госу­дарственных предприятий до смешанных, от фи­нансов центрального

правительства до финансов органов местного самоуправления, от прямого

владения правительством предприятиями, произ­водственными фирмами (то есть

государственная предпринимательская деятельность) до чисто правовых способов

воздействия на частные фир­мы, от сугубо национальных до международных

организаций и финансов. Отсюда ясно, что мас­штабы государственной

(публичной) экономики огромны, хотя и трудно определимы с высокой точностью.

1.2. Государственное вмешательство в экономику.

Государственное вмешательство в экономику, его степень и эффективность до

недавнего време­ни ассоциировались с рядом форм проявления, которые

отражаются в достаточно легко получа­емых статистических индикаторах. Эти

формы и соответствующие им индикаторы условно сгруп­пируем следующим образом.

На первом месте по массовости использования стоит доля и роль

государственного сектора в на­циональной экономике, что статистически

прояв­ляется в удельном весе нечастного сектора в ВВП или ВНП; в отношении

госзакупок товаров и ус­луг к объему ВВП; в доле ВВП, концентрируе­мой

госбюджетом всех уровней; в удельном весе занятых в нечастном секторе

экономики в общей численности занятых.

Далее идет масштаб и относительное место публичной материально-вещественной

собствен­ности, измеренной в стоимостных показателях, во всех активах

национальных субъектов эконо­мики (или в национальном богатстве страны), в

доле работающих на предприятиях госсектора в общей численности занятых. Здесь

рассматрива­ется непосредственно предпринимательская деятельность государства

как собственника матери­альных и финансовых активов, капитала в сфере

производства, транспорта, коммуникаций, стра­хования и других отраслей сферы

услуг, то есть в сфере производства товаров и оказания любых рыночных услуг,

в отличие от деятельности орга­нов и учреждений сугубо общественного

характе­ра, не производящих рыночные услуги (госуправ­ление, армия,

государственное здравоохранение и пр.).

На третьем месте - роль и место государства в нематериальных активах страны,

на четвертом -собственно институционально-правовые аспекты государственного

регулирования и их роль в эко­номическом развитии нации, интеграционных

со­юзов стран, мировой экономики. Мы рассмотрим только первые две формы

проявления и количе­ственного выражения госсектора в западных странах.

Приведенная классификация, хоть и не­достаточно последовательна, но вполне

приемле­ма для наших целей.

Несмотря на кажущееся обилие информации по большинству перечисленных

показателей, есть определенные статистические трудности из­мерения. Кроме

того отсутствует должное внима­ние к статистике госсобственности на средства

производства (ресурсы) со стороны националь­ных и международных

статистических органов. Трудно квантифицируемы параметры государст­венного

сектора и регулирования, связанные с собственно управленческими, правовыми и

ин­ституциональными характеристиками. Весьма непроста проблема сопоставления

деятельности государственного и частного секторов. Если про­дукция частного

сектора измеряется в текущих ценах реализации, то значительная часть товаров

и услуг, производимых госсектором, передается потребителям или по

себестоимости, или со скид­ками, а часто и безвозмездно. Таким образом,

статистический объем продукции госсектора за­ведомо занижается по сравнению с

частным сек­тором. Все трудности статистически преодоли­мы, но этому не

уделяется достаточного внима­ния.

Роль предпринимательской деятельности го­сударства можно измерить в двух

стоимостных показателях: доле госсобственности в националь­ном богатстве

страны и в действующих производ­ственных активах. Поскольку регулярной и

до­статочно точной статистики такого рода ни в од­ной из западных стран не

ведется, очень сложно отделить эти два показателя друг от друга, поэто­му в

дальнейшем они будут перемежаться.

Необходимо сделать уточнение периодов, к которым относятся те или иные

оценки. Можно выделить период до 1980 г. и после. Дело в том, что в 80-90-е

годы практически весь западный мир охватила беспрецедентная волна

приватиза­ции, серьезно изменившая всю панораму государ­ственного

предпринимательства и государствен­ного участия в экономике. Конечно,

спорадичес­ки и фрагментарно приватизация после Второй мировой войны

проводилась практически во всех странах Запада. Но это были отдельные акции,

связанные с преходящими обстоятельствами. Приватизация же 80-90-х годов

отличалась своим размахом, массовостью, причем ее проводили правительства как

консервативного, так и соци­ал-демократического толка.

Достаточно привести несколько цифр, чтобы стал ясен масштаб явления. Только

между 1985 и 1993 гг. объем продажи госсобственности част­ным инвесторам в

100 странах западного мира со­ставил примерно 330 млрд. долл. В одном 1992 г.

эта сумма превысила 70 млрд. долл.

В подавляющем большинстве стран западного мира предприятия госсектора

уступали по эф­фективности предприятиям частного сектора. Практически

повсеместно рос масштаб субсиди­рования госпредприятий, что неизбежно

способ­ствовало росту бюджетного дефицита и внутрен­него долга. И именно

необходимость решения финансовых проблем стала одним из важных мо­тивов

массовой приватизации как способа приве­дения в порядок государственного

хозяйства.

Проиллюстрируем примерами ситуацию, сло­жившуюся к 80-м годам. Значительная

количест­венная роль госсектора в Португалии после 1974 г. сочеталась с его

неэффективностью: между 1974 и 1984 гг. объем убытков в национализированной

промышленности равнялся примерно трети объ­ема годового ВВП. Во Франции

только в начале 80-х годов среднегодовые субсидии государства предприятиям

госсектора составляли, по оцен­кам, примерно 50 млрд. фр. Германия, где

пред­приятия госсектора мало уступали по эффектив­ности частному сектору,

после воссоединения по­лучила примерно 13 тыс. крупных и средних восточных

предприятий, подавляющее большин­ство которых были безнадежно убыточными.

Та­ким образом, простое избавление от убыточных предприятий облегчало

финансовое бремя прави­тельств, улучшало бюджет, уменьшало платежи по

внутреннему долгу, увеличивало средства пра­вительств на социальные

программы.

Второй по значению мотив - стремление по­высить эффективность национальной

экономики за счет структурной перестройки, увеличив долю более

производительного частного сектора. Третий мотив - повышение

конкурентоспособности национальной экономики. И, наконец, четвертый -чисто

идеологический, для сторонников рыноч­ных решений проблем. В этом отношении

бри­танский опыт противостояния лейбористов и то­ри можно рассматривать как

классический слу­чай.

Совершенно ясно, что такая масштабная при­ватизация не могла не сократить

предпринима­тельскую деятельность государства. Если до это­го наблюдалась

тенденция к росту государствен­ного участия в предпринимательстве в целом во

всей группе развитых капиталистических стран, то в 80-е годы наступил явный

перелом.

Данные о доле государственного сектора в на­циональном богатстве развитых

стран Запада противоречивы и фрагментарны, что связано бо­лее всего с

трудностями их учета. Приведем неко­торые оценки. В середине 80-х годов

удельный вес госсобственности всех видов в материальном богатстве США

оценивался в 20%, хотя в обраба­тывающей промышленности на долю госсектора

приходился всего лишь 1% капитала (активов). Доля государства в национальном

богатстве Япо­нии оценивается примерно такой же цифрой, а в производственном

капитале (активах) промыш­ленности и сельского хозяйства - примерно в 2%. Во

Франции доля государства в национальном бо­гатстве за тот же период

оценивалась примерно в 40%. Самыми огосударствленными экономиками (по

совокупности всех критериев) среди развитых западных стран до 1980 г. были

Португалия, Ита­лия, Австрия, Франция и Швеция.

Рассмотрим теперь развитые страны с весьма различающимися структурами

публичного и ча­стного секторов. Если США известны относи­тельно скромной

ролью государства в предприни­мательской деятельности нации, то Австрия,

на­оборот, — страна с самой высокой активностью государства в этой области и

наивысшей долей госсобственности в национальном капитале и на­циональном

богатстве из всех стран ОЭСР. По данным на середину 80-х годов, в Австрии

госсоб­ственность составляла более 75% в почтовой службе, телекоммуникациях,

электро- и газо­снабжении, добыче нефти и угля, металлургии, железнодорожном

и воздушном транспорте. А в США есть только одна отрасль с такой долей

го­сударственной собственности - почтовая служба. Во всех остальных

перечисленных отраслях эта доля гораздо ниже 25%.

Тем не менее структура государственной (пуб­личной) собственности в США очень

сложна. В качестве ее субъектов выступают федеральное правительство,

правительства штатов и органы местной власти (к ним относят графства,

муници­палитеты, городские управления, управления школьных округов и

управления особых окру­гов). Численность местных органов власти имеет

тенденцию к сокращению: в 1942 г. их насчитыва­лось 155 тыс., а в 1992 г. -

около 87 тыс.

Все местные органы власти административно, финансово и политически

независимы. Их дея­тельность финансируется из бюджетных средств и собственных

источников. Причем на последние приходится подавляющая часть доходов. Однако

чем ниже уровень местной власти, тем этот ис­точник относительно

ограниченнее. По данным за 1992 г., из всех доходов штатов (около 745 млрд.

долл.) доходы из собственных источников равня­лись 574 млрд., или 77%. А из

доходов местных органов власти (648 млрд. долл.) за счет собствен­ных

источников получено 216 млрд., то есть всего треть. В собственных источниках

доходов льви­ная доля приходится на налоги и сборы. Таким образом, собственно

производственная деятель­ность местных органов занимает в их хозяйствен­ной

жизни незначительное место. А основным ис­точником доходов являются налоговые

поступле­ния. В расходах федерального правительства на инвестиционные

вложения непроизводственного характера приходится (данные 1992 г.) чуть

боль­ше 6%, правительств штатов - 7, местных орга­нов власти - 12%.

В прямой собственности федерального прави­тельства США находится

незначительная часть капитала страны. При отсутствии регулярной

го­сударственной статистики совокупного капитала об абсолютных масштабах этой

собственности можно судить по ряду признаков. Федеральному правительству

принадлежат 650 млн. акров земли (1991 г .), причем эта площадь постепенно

сокра­щается (в 1980 г. она составляла 720 млн. акров). Ему принадлежит 441

тыс. зданий (1991 г.), и чис­ло это постоянно растет.

Есть несколько государственных и полугосу­дарственных корпораций, в

собственности кото­рых находится отрасль или ее часть. В первую очередь это

почтовая служба США, полностью государственная корпорация, занимающая

моно­польные позиции по ряду позиций (например по почтовым отправлениям

первого класса). Другими немногими собственниками средств производства и

субъектами рынка являются государственная корпорация "Амтрак" (Национальная

железнодо­рожная пассажирская корпорация), владеющая почти 24 тыс. миль

железных дорог на востоке и северо-востоке, и "Конрейл" (Консолидированная

железнодорожная корпорация), собственница 17 тыс. миль железных дорог в 17

штатах. Изве­стной государственной корпорацией в США явля­ется ТВА

(Управление ресурсами бассейна Тен­несси), ведущая производственную

деятельность в семи штатах. Наконец, есть Управление государ­ственным

земельным фондом США, в распоряже­нии которого находится более 60%

государствен­ного земельного фонда - около 400 млн. акров.

В США существует особая форма управления и распоряжения собственностью,

которая являет­ся или государственной, или полугосударствен­ной, или имеет

особый статус, трудно определи­мый с традиционной точки зрения. Такого рода

собственность и такого рода предприятия и назы­вают квазипубличными. Все

находящиеся за пре­делами федерального правительства так называ­емые

независимые корпорации, независимые ре­гулирующие комиссии и независимые

агентства (их всего 62) располагают капиталами и актива­ми, которые достигают

огромных масштабов.

Все эти субъекты хозяйствования - как отме­ченные выше корпорации,

занимающиеся непо­средственно производственной деятельностью, так и многие

другие, например, Национальное аэроко­смическое агентство (НАСА), Эксимбанк

США, Федеральная резервная система (ФРС). Нацио­нальная администрация

кредитных союзов - обла­даю! огромными ресурсами. Они действуют в сфе­ре

производства, научных исследований, финансов. Крупными собственниками

капиталов и имущест­ва являются министерства (их всего 14), например,

обороны, транспорта, энергетики, казначейство.

Общим для обоих типов управленческих госу­дарственных организаций

(правительственных и "независимых", хотя они по существу и по своему

юридическому статусу государственные) являет­ся то, что все же большинство их

не занимается непосредственно производственной деятельнос­тью, а

функционирует как обычный госорган уп­равления с регулирующими функциями,

харак­терными для любого госоргана управления в ры­ночной экономике.

Интересно отметить, что начало массовому созданию таких независимых агентств

прави­тельства положила эпоха рузвельговского Ново­го курса (свыше четверти

нынешнего состава этих агентств). Более половины из нынешних 62 созданы после

1951 г., в том числе 10 - за период с 1979 г. Эти данные также

свидетельствуют о том, что государственное вмешательство в эко­номику

остается характерной чертой США, а его формы и методы совершенствуются. Идет

посто­янный процесс формирования все новых органов регулирования и изменения

статуса уже сущест­вующих органов управления.

Динамика госсектора в экономике США несет на себе печать истории страны. В

годы Второй мировой войны его роль значительно возросла. В 1943 г. доля

занятых в нем возросла до 26% про­тив 7% в 1930 г. Удельный вес госсектора в

наци­ональном производстве возрос за тот же период примерно с 4.5 до 16%. В

период послевоенной ре­конверсии эта доля резко уменьшилась: в 1947-1948 гг.

она сократилась примерно вдвое по срав­нению с военным пиком как по

показателю ВНП, так и по численности занятых. Однако в последу­ющем вновь

начался рост, пик которого пришел­ся на 1970-1975 гг., когда госсектор давал

13.2% ВНП. С тех пор его доля медленно сокращается. В текущих ценах

госрасходы и валовые прави­тельственные инвестиции в США составили в 1979 г.

19.6% ВНП, в 1989 г. - 20, в 1999 г. - 17.6% ВНП. В постоянных же ценах эта

тенденция вы­ражена более ярко и длится значительно дольше. Правда, из-за

отсутствия методики указанных расчетов невозможно сколько-нибудь достовер­но

оценить ряд противоречий в этих параметрах.

Несмотря на относительно слабое участие го­сударства в непосредственной

предприниматель­ской деятельности, его роль оказывается не столь малой, как

это представляется с первого взгляда. Неким результирующим показателем этой

роли может служить доля государства в национальном богатстве страны, которая,

как уже отмечено, со­ставляет примерно 25%. Это показывает, что в США

проводится не такая политика отстранен­ности государства, как это часто

афишируется, кстати, и самим правительством.

В Великобритании в течение почти четырех десятилетий после Второй мировой

войны дли­лась эпоха "качелей власти": всякий приход лей­бористов к власти

приводил к национализации ря­да базовых отраслей, а сменявшие их

консервато­ры осуществляли денационализацию тех же отраслей. Максимальных

значений государствен­ный сектор британской экономики достиг во вто­рой

половине 70-х годов. Тогда существовали особые государственные корпорации,

крупней­шими из которых были Национальный совет угольной промышленности,

Британские газ и электроэнергетика, Британская стальная корпо­рация,

Британская почтовая служба, Британские железные дороги, Национальная

корпорация грузовых перевозчиков, Британские авиалинии. Британская

аэрокосмическая корпорация. Бри­танская судостроительная корпорация.

Нацио­нальная автобусная компания, "Бритиш телеком" и ряд других, более

мелких компаний.

В национализированных отраслях работало несколько больше 8%, а во всем

секторе — около 25% всех занятых в стране. Иными словами, в производстве на

государственных предприятиях работала третья часть всех занятых в публичном

секторе. В собственности правительства находи­лось примерно 17% стоимости

акций и других ценных бумаг страны.

В результате приватизации большинства ранее национализированных отраслей,

осуществленной правительством М. Тэтчер, а также структурных сдвигов в

экономике страны в конце XX в. доля государственных предприятий в

производстве и услугах сократилась до незначительного уровня, не превышающего

3% ВНП. О масштабах про­цесса можно судить по следующим данным: толь­ко в

1988-1992 гг., которые в основном заверши­ли эту волну приватизации,

среднегодовое отно­шение приватизированного капитала (фондов) к ВВП страны

составляло почти 1%. В абсолют­ных масштабах это были весьма заметные суммы -

более 44 млрд. долл. только за эти пять лет.

Огромный интерес с рассматриваемой точки зрения представляет Япония. Именно

здесь грань между частной и публичной собственностью (и сектором) наиболее

размыта и наглядно видны статистические трудности ее определения. В стране

существуют два типа публичных корпора­ций, которые разделяются на два

подвида: прямо­го правительственного и косвенного подчинения. К первым

относятся несколько собственно госу­дарственных предприятий (корпораций) в

класси­ческом для Запада смысле: почтовая служба, лес­ное ведомство,

государственное управление ти­пографий. Публичные предприятия косвенного

подчинения классифицируются в зависимости от степени контроля и

финансирования правитель­ством или парламентом их деятельности.

В этой категории предприятий целая гамма ви­дов, классификация которых

опирается на весьма произвольные критерии. Среди них токусю ход-зин -

корпорации центрального и местного под­чинения, созданные особыми

парламентскими актами, и специальные корпорации - кося. И те, и другие

представляют собой некий аналог амери­канских "независимых" агентств и

корпораций. Министерства "создают целевые и временные предприятия - коданы.

Их разновидностью явля­ются джигоданы, отличающиеся порядком фи­нансирования:

в первом случае его источники многообразны, во втором - это соответствующие

министерства.

Публичные специализированные финансовые корпорации - коко - играют роль

вспомогатель­ного сектора финансовой системы, используя в своей деятельности

не только критерий прибыльности, но и установки, задаваемые центральными

органами власти страны - парламентом и прави­тельством. Существуют еще два

вида финансо­вых публичных банков - токусю гинко и кинко. Есть смешанные (с

участием государственного капитала) акционерные общества - токусю кай­ся, а

также фонды, ассоциации содействия и ассо­циации взаимной помощи. Наконец,

имеется та­кой вид публичных корпораций, как некоммерче­ские организации

разного рода, связанные с правительственными органами неформальными

отношениями, через которые государство в зна­чительной мере определяет их

деятельность. Та­ким образом, в Японии спектр предприятий, от­носящихся к

публичному сектору, весьма широк. Пожалуй, он многообразнее и шире, чем в

ос­тальных развитых капиталистических странах.

В начале 80-х годов в Японии был разработан проект административно-

хозяйственной рефор­мы, целями которой были оздоровление государ­ственных

финансов, приватизация части государ­ственных предприятий, сокращение

госаппарата и расходов на него. В результате приватизации бюджет только за

1988-1992 гг. получил более 23 млрд. долл. Однако сами масштабы приватиза­ции

были весьма скромными, о чем можно судить по следующему показателю: отношение

привати­зированных активов к объему годового ВВП в среднем за год в течение

этого периода составило чуть более 0.1%. Основными формами привати­зации

стали превращение части публичных кор­пораций в смешанные, снижение степени

участия государства в ряде корпораций, и только часть го­сударственных

корпораций прямого подчинения были полностью приватизированы. Их

привати­зация и дала указанные суммы в бюджет.

В Германии число фирм, в которых федераль­ному правительству принадлежало не

менее 25% акций, составляло в 1970 г. 697, а в 1982 г. - уже 958. В

соответствии с конституцией обеспечива­лась государственная монополия на

железные до­роги федерального подчинения, почтовые услуги и некоторые виды

коммуникаций, внутреннюю водную систему.

Хотя в целом доля госсектора в Германии была ниже, чем в большинстве других

западноевропей­ских стран, все же приватизация началась. Если в 1986 г.

федеральное правительство участвовало прямо или косвенно в капитале 463

предприятий, то уже в 1989 г. - только в 309. За 1982-1989 гг. правительство

продало акции 570 компаний. Счи­тается, что в публичном секторе Германии в

нача­ле 80-х годов соотношение федеральной и земель­ной собственности

составляло 2 : 1. В течение 80-х годов были приватизированы крупнейшие

зе­мельные банки страны - "Вестдойче ландесбанк" (активы 141 млрд. марок),

"Байерише ландес­банк" (115 млрд. марок) и другие земельные банки.

Франция долгое время была страной с высо­ким удельным весом госсектора в

национальной экономике. Пришедшие в 1981 г. к власти социа­листы объявили в

соответствии со своей про­граммой о планах дальнейшей национализации. Но

госсектор стал головной болью правительст­ва. Только в 1981-1985 гг.

предприятиям госсек­тора пришлось предоставить субсидий на общую сумму более

150 млрд. фр. и примерно 10 млрд. фр. фактически безвозвратных кредитов.

Стало ясно, что предел такого "эффективного хозяйст­вования" близок. В 1984

г. госсектор представля­ли примерно 600 концернов с 2.3 млн. занятых. Пик

доли госсектора в производстве пришелся на 1985 г., когда он достиг 24% ВВП и

примерно 18% занятых.

В 1986 г. начался процесс самой крупной в ис­тории страны приватизации

госпредприятий. Сначала были приватизированы 66 крупнейших компаний (42 — в

банковском секторе, 13 — в стра­ховом, 9 - в промышленности, 2 - в

коммуникаци­ях) с общим числом занятых 750 тыс. Однако аб­солютные масштабы

сокращения госсектора оказались не столь большими, как в Великобри­тании или

даже в Новой Зеландии.

Вообще в Австралии и Новой Зеландии прива­тизация рассматриваемой волны

оказалась самой эффективной, возможно, потому, что она прово­дилась социал-

демократическими правительства­ми, весьма ответственно отнесшимися к такой

не­свойственной социалистам функции. В Новой Зе­ландии за 1988-1992 гг.

среднегодовое отношение приватизированного капитала (активов) к объе­му ВВП

превысило 3.5% (максимальная для за­падных стран величина), что дало бюджету

этой небольшой страны за пять лет около 8 млрд. долл. В Австралии этот доход

госбюджета пре­высил 4.5 млрд. долл.

Приведем данные по другим развитым стра­нам. Доходы от приватизации за те же

пять лет составили (млрд. долл., в скобках - отношение приватизированных

активов к ВВП в среднем за год, %): в Германии более 27 (0.4), Японии -

при­мерно 23 (0.12), Швеции - более 4 (0.4), Австра­лии - 4.5 (0.3), Канаде -

5.7 (около 0.2), Испании -2.7 (0.9), Голландии - 2.4 (0.15), Италии - 3.4

(0.4), Португалии - 1.3 (1.1), Мексике - более 20 (1.7), в Аргентине - более

9 (1.3%). Для сравнения: в России доля доходов от приватизации в

консо­лидированном бюджете (его доходной части) со­ставила в 1993 г. всего

0.4%, в 1994 г. – даже 0.1%.

Так называемая консервативная волна 80-х го­дов, более всего связанная с

именами Р. Рейгана и М. Тэтчер, была реакцией на заметное снижение

эффективности госпредпринимательства и избы­точного вмешательства в

экономику. В спорах по поводу роли государства в решении социально-

экономических проблем в большинстве индуст­риально развитых стран Запада

взяли верх про­тивники дальнейшего огосударствления. Роль государства как

предпринимателя существенно сократилась. Соответственно уменьшилась его доля

в национальном промышленном и финансо­вом капитале.

Глава 2. Роль, назначение и использование государственной собственности.

В первой главе мы уделили основное внима­ние таким важным формам проявления

государ­ственного вмешательства в экономику, как пуб­личная (государственная)

собственность в нацио­нальном богатстве страны и основанная на ней

предпринимательская деятельность государства. То есть рассматривалась

производительная функция государства. Во второй главе уделим основное

внимание анализу долговременных тенденций, статистичес­ки выражающих

изменение места государства как потребителя в национальной экономике

раз­витых стран и активного участника перераспре­деления созданного

национального продукта.

2.1. Госсобственность и распределительная функция государства.

Мы рассмотрим статистические формы прояв­ления распределительной функции

государства. Рассмотрим такую форму государственного учас­тия в национальной

экономике, как перераспре­деление ВВП (ВНП) или национального дохода. Обычно

в качестве параметра берется соотноше­ние бюджетных доходов (или расходов)

всех уровней и объема произведенного ВВП или ВНП. При этом оговоримся, что

траектории ВВП и ВНП близки в такой степени, что нет особой не­обходимости

при анализе их динамики количест­венно измерять разницу между ними в каждой

конкретной точке времени: эта разница практи­чески неизменна, точнее, она

меняется, но отно­сительно медленно, и в каждой стране в каждый данный момент

ею можно пренебречь.

В США величина государственных расходов всех уровней управления

(федерального, регио­нального, местного) по отношению к объему ВНП (в текущих

ценах) за почти вековой период изменялась следующим образом (%): 1913 г. -

7.1, 1929 г.-8.1. 1940г.- 12.4, 1950г.-24.6, 1960г.-28.1, 1970 г. - 33.2,

1980 г. - 35.4, 1990 г. - 40. Те же показатели для Германии (%): 1913 г. -

15.7, 1928г.-27.6, 1950г.-37.5, 1959г.-39.5, 1969г.-42.5. В табл. 1

приводятся аналогичные данные другого исследователя за 1938-1973 гг.

Известные исследователи В. Танци и Л. Шук-нехт собрали уникальную статистику

за более чем вековой период (около 130 лет) по 17 (иногда по 14)

индустриально развитым странам ОЭСР, на которые приходится свыше 90% ВВП этих

стран и более 2/3 мирового ВВП (Австралия, Ав­стрия, Бельгия, Канада,

Франция, Германия, Ир­ландия, Италия, Япония, Нидерланды, Новая Зе­ландия,

Норвегия, Испания, Швеция, Швейцария, Великобритания, США). Как ни странно,

этого исследования нет даже в крупнейших библиоте­ках России. Сразу

оговоримся, что приводимые ниже данные нельзя считать абсолютно точны­ми, ибо

методология исчисления этих показате­лей менялась. Кроме того существуют

неизбеж­ные неточности и национальные различия в ста­тистике государственных

финансов, однако для выявления общей тенденции эти погрешности не имеют

значения (табл. 2).

Вполне естественно, что и по совокупным го­сударственным доходам картина

окажется в це­лом такой же, отличаясь лишь на величину дефи­цитов

государственных бюджетов (табл. 3).

По остальным восьми странам ОЭСР есть дан­ные о доходах только центральных

правительств. В среднем динамика показателя была там такой (% ВВП): 1870 г. -

7.2, 1913 г. - 5.8, 1920 г. - 10, 1937г.- 11.6, 1960г.-29.7, 1980г.-43.4,

1990г.-45.5, 1997 г. - 46.4. Если теперь взять всю группу из 17 стран с

учетом доходов только центральных правительств (таких стран здесь 8) и

доходов пра­вительств всех уровней для первой подгруппы стран (их 9), то

динамика окажется следующей (% ВВП): 1870 г. - 9.3, 1913 г. - 8.8, 1920 г. -

13.7. 1937 г. - 16.6, 1960 г. - 28.7, 1980 г. - 40.1, 1990 г. -42.2, 1997 г.

- 43.5. Налицо всеобщая и генераль­ная тенденция.

Теперь посмотрим на динамику доли занятых в государственном секторе как на

нейтральный к стоимостным статистическим показателям изме­ритель роли

государства в национальной эконо­мике (табл. 4). Здесь мы видим ту же

генераль­ную тенденцию. Даже сокращение предпринима­тельской роли государства

в 80-90-х годах XX в. в результате массовой приватизации не перело­мило

длительную тенденцию к росту удельного веса занятых в публичном секторе. Во

всей этой группе стран за 1980-1994 гг. она возросла на

Таблица 1. Общие государственные расходы в веду­щих странах ОЭСР, % ВВП

1938г.1950г.1973 г.
Франция Германия Нидерланды Великобритания23.2 42.4 21.7 28.827.6 30.4 26.8 34.238.8 42.0 45.5 41.5

Таблица 2. Общие государственные расходы в 14 странах ОЭСР, % ВВП1

1870г.1913г.1920г.1937г.1960г.1980г.1990г.1996г.
Австралия1816191521343536
Австрия1017152136483952
Канада172529394645
Франция1317282935465055
Германия1015253432484549
Италия1417303130425353
Япония98152517323136
Новая Зеландия252527384135
Норвегия69161230445549
Швеция610111631606064
Швейцария1614172417333439
Великобритания913263032434043
США78122027313332
В среднем1113202428424345

Таблица З. Государственные доходы в 9 странах ОЭСР, % ВВП

1870г.1913г.1920г.1937 г.1960г.1980г.1990г.1997 г.
Австралия17.816.719.414.924.429.735.535.1
Франция15.313.717.920.537.346.148.350.6
Италия12.514.724.231.124.836.942.447.9
Ирландия9.611.823.226.327.535.936.737.0
Япония9.518.827.634.232.1
Новая Зеландия24.727.052.147.6
Норвегия4.37.711.510.932.449.052.352.1
Великобритания8.711.220.122.629.939.638.737.8
США7.47.012.419.727.030.030.832.1
В среднем10.611.819.221.627.836.841.241.3

0.9 процентного пункта. Вместе с тем в отдель­ных странах этот показатель

снизился: в Велико­британии - на 6.1 п.п., Австралии -4.1, Нидерлан­дах -

2.2, Новой Зеландии -1.1, США - 0.9, в Ир­ландии — на 0.5 п.п.

Как показывают данные табл. 5 и 6, в Велико­британии (чья приватизация 80-90-

х годов при­знана едва ли не классической) соотношение между публичным и

частным производственны­ми секторами резко изменилось в пользу частно­го,

произошло относительное сокращение заня­тости и во всем публичном секторе. И

наконец, заметно оздоровилась структура занятости в нем, главным образом из-

за уменьшения занятых на его предприятиях и сокращения аппарата управле­ния

всех уровней. Подобные явления, хотя и не в столь заметных масштабах,

характерны и для дру­гих стран в процессе сокращения предпринима­тельской

деятельности государства в 80-90-е годы.

Те же отчетливо выраженные общие тенден­ции усиления государственного

вмешательства в распределительные процессы наблюдаются и при анализе динамики

удельного веса, как прави­ло, второго по величине компонента совокупного

потребления в ВВП - конечного потребления го­сударства. Это совершенно

естественно при нали­чии роста доли государства в совокупных доходах нации. В

Швеции в 1960 г. доля конечного потреб­ления государства в ВВП составляла

16%, а в 1996 г. - 26.2, в Дании - 13.3 и 25.2, Нидерландах -11.2 и 14,

Норвегии - 12.8 и 20.5, Австрии - 13 и

19.7. во Франции- 14.2 и 19.3, в Германии- 13.4 и

19.8. Италии - 12 и 16.3, Великобритании - 16.4 и 21, Австралии - 11.5 и

16.8, в Японии - 8 и 9.7%. Нет ни одной страны в ОЭСР, в которой бы за

по­слевоенный период не возрос этот компонент со­вокупного потребления .

Таблица 4. Занятость в Госсекторе 17 стран ОЭСР, % от общей занятости

187019131937196019801994
Австралия1.41.723.026.020.9
Австрия1.94.77.610.617.322.4
Бельгия2 94.812.218.919.4
Канада18.418.820.4
Франция2.53.04.420.024.8
Германия1.22.44.39.214.615.1
Ирландия2.52.61.814.514.0
Италия2.64.45.17.714.516.2
Япония1.03.15.06.76.9
Нидерланды3.54.65.811.714.912.7
Новая Зеландия17.919.218.1
Норвегия2.23.44.723.230.6
Испания11.915.1
Швеция2.23.54.712.830.332.0
Швейцария2.45.75.87.310.714.1
Великобритания4.94.16.514.821.115.0
США2.93.76.814.715.414.5
В среднем2.43.75.212.317.518.4

Приведенные данные однозначно показывают ярко выраженную долговременную

тенденцию к росту доли государственных расходов в ВВП раз­витых стран. Даже

если взять лишь последние два десятилетия, отмеченные относительным

сокра­щением 1Грсдпринимательской активности госу­дарства, то и тут она видна

совершенно отчетливо.

Несмотря на то, что приватизация 80-х годов более всего затронула сферу

предприниматель­ской деятельности государства, она сказалась и на роли

государства в перераспределительных процессах. Однако при всех сложностях

измере­ния этих двух процессов никакие количественные расхождения в

конкретных данных за отдельные годы не в состоянии опровергнуть

преобладаю­щую тенденцию к росту роли государственных финансов в национальных

доходах и расходах практически всех развитых стран мира.

Показательно следующее сопоставление. Ес­ли взять плановую экономику СССР

второй по­ловины 80-х годов как одну из наиболее огосудар-ствленных экономик

мира, то, но данным Госком­стата СССР, в 1987 г. доходы государственного

бюджета всех уровней равнялись 52.7% ВНП. Этот год взят потому, что это

первый год офици­ального подсчета ВНП в советской статистике. Учитывая, что

для советской экономики разли­чия между ВВП и ВНП практически не было из-за

отсутствия внешних и внутренних потоков ка­питала, то правомерно

сопоставление приведен­ной цифры с отношением доходов бюджетов всех уровней к

объему ВВП в развитых западных странах, данные о котором частично приведены.

По этому параметру и форме проявления роли государства в

перераспределительных процессах уровень СССР уже тогда был достигнут в

Авст­рии, Италии, Нидерландах, Норвегии и Швеции. В 1995 г. таких стран стало

еще больше за счет присоединения Бельгии и Франции. В середине 90-х годов

рассматриваемый параметр был бли­зок к советскому (второй половины 80-х

годов) в Канаде, Германии и Норвегии.

Отсюда следует, что размер и доля государствен­ной собственности во всем

национальном богатстве страны не являются основой и предпосылкой усиле­ния

роли государства в перераспределительных

Таблица 5. Занятость в Великобритании, тыс. человек

1961 г.1971 г.1981 г.1995г.
Всего занятых в стране24460245302450025740
в том числе:
частный сектор18600179101731020280
публичные корпорации220020101870442
Всего в правительственных организациях и учреждениях3660462053204790
Из них в центральном правительстве1790197024202144
в том числе:
армия474368334320
здравоохранение57578512071183
В местных органах власти1870265029002644

процессах. Характерное для современного этапа усиливающееся государственное

вмешательство в экономические процессы сопровождается или может

сопровождаться ограничением роли госу­дарства как собственника национальных

ресур­сов и коллективного предпринимателя. Различия в преобладающем типе

собственности на решаю­щие средства производства (производственные и трудовые

ресурсы) не определяют прямо и непо­средственно степень и формы вмешательства

го­сударства в распределительные процессы в наци­ональной экономике. Иными

словами, распрост­раненное в недавнем прошлом представление о том, что

основой усиления государственного вме­шательства в экономическую жизнь служит

рас­ширение государственной собственности, являет­ся ошибочным.

В ходе острых дискуссий 70-90-х годов XX сто­летия о роли государства в

экономике обсуждал­ся и вопрос о его перераспределительных функ­циях, об

эффективности, целесообразности и критериях такого вмешательства. Многие

неоли­бералы отмечали избыточность государственного вмешательства в эти

процессы. Частично ее мож­но выразить в особом показателе, который фикси­рует

величину потока налогов, выплачиваемых домохозяйствами, и встречного потока

трансфер­тов домохозяйствам. Это явление получило особое название, которое

можно перевести как налоговое перемещение, взбалтывание (fiscal churning).

В среднем в группе рассматриваемых 17 стран ОЭСР этот избыточный

перераспределительный финансовый поток в середине 90-х годов оцени­вался

весьма заметной величиной — 18% объема ВНП. При этом, что вполне естественно,

он был выше там, где больше роль государства в перерас­пределении

национального дохода. Максималь­ных значений этот показатель достигал в

Швеции, где он превысил 42% ВНП, минимальных - в Авст­ралии - 6.5% и США -

9%. Совершенно отчетливо просматривается обратная корреляция величины

госрасходов в ВНП и показателя избыточного пе­рераспределения национального

дохода. Проиллю­стрируем это на примере трех стран, занимающих крайние

позиции в фискальном перемешивании.

Отношение государственных расходов к ВНП в середине 90-х годов составило в

Швеции 68.3%,

Австралии - 36.8, в США - 32.9% . Приведенные данные показывают тот объем

создаваемого го­дового продукта (измеренный в доле ВНП, кото­рый

концентрируется (мобилизуется) государст­вом, а затем перераспределяется им.

Важно от­метить, что эти два финансовых потока - от домохозяйств к

государству и от государства к до­мохозяйствам - зачастую пересекаются,

накладываясь друг на друга.

Таблица 6. Изменение структуры занятых в Велико­британии, % к общей занятости

1961 г.1971 г.1981 г.1995г.
Частный сектор767370.678.8
Публичные корпорации98.27.61.7
Правительственные организации и учреждения1518.821.718.6
Из них в центральном правительстве7.38.09.98.3
в том числе
Армия1.91.51.41.2
Здравоохранение2.33.24.94.6
В местных органах власти7.610.811.810.3

То есть налоги, выплачи­ваемые домашними хозяйствами, изымаются

го­сударством, чтобы затем частично вернуться к ним же в виде трансфертов или

субсидий. Такое перекрестное взаимное финансирование налого­плательщиков и

правительства достигает максиму­ма в Швеции. Здесь в середине 90-х годов

величина фискального перемешивания равнялась половине всех финансовых доходов

государства. Антиподы Швеции - Австралия, где этот показатель составил около

18%, и США - 27% ВНП. Зададимся вопро­сом: решает ли такая активность

государства задачу выравнивания доходов населения?

Казалось бы, такое мощное перераспределе­ние значительной части национального

дохода и столь высокая государственная активность долж­ны привести к

существенно большему сглажива­нию доходов населения и его социально-

экономи­ческому равенству, что и провозглашается, как правило, целью такой

государственной политики. Однако статистические данные этого предполо­жения

не подтверждают. Во-первых, показатели доли трансфертов, идущих нижнему,

беднейшему квинтилю населения, в Швеции почти вдвое мень­ше, чем в США:

соответственно 15 и 29%, а верх­нему квинтилю - почти одинаково: 17 и 15%.

Другие данные о распределении доходов групп населения в США и Швеции также не

показыва­ют, что активное государственное участие в пере­распределении

национального дохода приводит к ожидаемым результатам. Например, на долю

ни­жнего (беднейшего) квинтиля населения Швеции и США приходятся

соответственно 8 и 4.7% сово­купных доходов населения страны, а на долю

Таблица 7. Расходы на оборону в 17 странах ОЭСР, % ВНП

1900г.1920г.1937 г.1960г.1980г.1995 г.
Австралия0.21.00.62.42.32.4
Австрия0.71.31.21.20.9
Бельгия2.43.43.11.7
Канада4.31.61.6
Франция6.51.95.56.33.33.1
Германия1.70.99.64.02.91.7
Ирландия5.11.21.41.91.4
Италия7.42.79.92.71.71.9
Япония6.04.15.31.00.91.0
Голландия3.93.22.1
Новая Зеландия3.91.41.61.3
Норвегия0.90.83.22.62.6
Испания5.83.82.91.61.5
Швеция2.01.62.83.22.5
Швейцария1.82.42.11.6
Великобритания5.42.65.36.44.93.1
США0.80.61.18.85.24.0
В среднем4.02.43.73.42.52.0

верхнего (богатейшего) квинтиля - 37 и 42%. Из этих данных видно, что

экономический разрыв между богатыми и бедными в Швеции меньше, чем в США. Но

это различие не столь велико, как можно было бы ожидать исходя из

интенсивности перераспределительных функций правительств этих двух стран. Еще

более наглядно сравнение Швеции и Австралии. При том, что государство в

Австралии еще меньше участвует в перераспре­делении национального дохода, чем

в США, раз­рыв в долях указанных двух квинтилей населений Австралии и Швеции

практически одинаков. Стоило ли шведскому правительству проявлять такую

активность в перераспределительных про­цессах, если в Австралии и без того

достигается практически тот же результат?

Это, в частности, послужило одной из причин новой волны критики избыточного

участия госу­дарства в перераспределении национального до­хода, не дающего

должного эффекта и в то же время ограничивающего суверенное право до­машних

хозяйств самостоятельно решать вопрос об использовании значительной части

своего до­хода, изымаемого государством в виде налогов.

Интересно, что на подобные аргументы опи­ралась критика избыточного

огосударствления экономики в эпоху заката социализма. При всей условности

прямого сопоставления экономичес­ких процессов в разных социально-

политических системах можно утверждать, что именно социа-

диетическая практика убедительно доказала не­способность перераспределения

самого по себе успешно решать задачи повышения социальной эффективности.

Формально рассматриваемое на­логовое перемешивание в СССР по своим масшта­бам

едва ли уступало шведскому, а его результаты оказались просто плачевными на

фоне социально-экономических успехов той же Швеции.

2.2. Структура государственных доходов и расходов.

Обратимся к долговременной динамике струк­туры государственных доходов и

расходов в той же группе развитых западных стран. Основными статьями

бюджетных расходов были и являются расходы на национальную оборону,

обслужива­ние государственного долга, субсидии и транс­ферты, образование,

социальное обеспечение, медицинское и пенсионное обслуживание, соци­альное

страхование по безработице, прочие соци­альные программы. Здесь к социально-

ориентиро­ванным статьям расходной части бюджета отно­сятся шесть последних

из перечисленных статей.

Сложив государственные расходы по шести статьям в этой группе стран, получим

следующую картину. Во всех странах ОЭСР социальные рас­ходы, измеренные в

процентном отношении к ВВП, растут примерно теми же темпами, какими

повышается перераспределительная роль госу­дарства в целом. Более того, можно

утверждать, что в 90-е годы социальная ориентация государ­ственных расходов

стала усиливаться. Достаточ­но привести данные по одной статье

государст­венных расходов - расходов на оборону, чтобы убедиться в этом

(табл. 7). В 90-е годы в большин­стве стран ОЭСР доля расходов на оборону

снизи­лась. Совместив эту тенденцию с ростом доли расходов на социальные

цели, получим еще более выраженную тенденцию к усилению социальной ориентации

бюджетных расходов.

Совокупные государственные расходы на транс­ферты и субсидии в 17 странах

ОЭСР (% ВВП) в среднем составляли: 1870 г. - 1.1, 1937 г. - 4.5, 1960 г.-9.7,

1970 г.-15, 1980 г.-21.4, 1995 г.-23.

Тенденция к усилению роли государства в этой сфере жизни наций налицо. Кроме

того, эти дан­ные показывают усиление социальных функций государств в

развитых странах. Минимальные уровни этого параметра наблюдаются в

послево­енный период в Новой Зеландии, Японии, Канаде и США, а максимальные -

в Швеции и Нидерлан­дах.

Государственные расходы 17 стран ОЭСР на образование с некоторыми оговорками

состави­ли в среднем (% ВВП): 1870 г. - 0.6, 1913 г. - 1.3, 1937 г. - 2.1,

I960 г. - 3.5, 1980 г. - 5.8, 1993-1994 гг. — 6.1. И здесь процесс

социализации выра­жен чрезвычайно ярко. Минимальные показате­ли наблюдаются в

Германии, Испании и Японии, а максимальные - в Норвегии и Швеции, хотя са­ми

отклонения от средней здесь не столько вели­ки как в ряде других параметров.

Государственные расходы на медицинское об­служивание (здравоохранение) в той

же группе стран в 1910-1994 гг. изменялись следующим об­разом (% ВВП): 1910

г.-0.3, 1930 г.-0.4, 1960г.-2.4, 1980 г. - 5.8, 1994 г. - 6.4. Здесь

отклонения от среднего значения удивительно небольшие, в ли­дерах - Франция и

Швеция.

Государственные расходы на пенсионное обес­печение составляли в среднем (%

ВВП): 1920 г. -1.2, 1937 г. -1.9, 1960 г.-4.5, 1980 г.-8.4, 1993г.-9.6.

Наивысшие показатели в Италии и Нидер­ландах, низшие — в Австралии и Канаде.

Расходы на выплату пособий по безработице (% к объему ВВП) составили в

среднем в 1937 г. - 1.3, 1960 г. -0.3, 1980 г. - 0.9, 1996 г. - 1.6, а все

расходы на про­граммы по обеспечению и реструктуризации рынка рабочей силы в

1996 г. — в среднем 2.7%

ВВП5. В конце 90-х годов в лидеры вырвались Нидерланды. Существенно снизился

этот показа­тель в США, что связано с заметным снижением там безработицы.

Если сложить все расходы бюджетов разви­тых стран на социальные нужды, то

получим впе­чатляющую картину. В среднем социальные рас­ходы составляли в

этой группе стран примерно 10% ВВП в середине 30-х годов, 20 в 1960 г., 42 в

1980 г., около 47% ВВП в середине 90-х годов. При всей критичности отношения

к приведенным данным (а для этого есть сугубо статистические основания), эти

цифры показывают, что социаль­ная ориентация государственных бюджетных

расходов усиливается. В лидерах по рассчитанно­му здесь параметру Нидерланды,

Швеция, Бель­гия, Франция, Италия, Норвегия, Австрия. Для сравнения: в 1987

г. расходы государственного бюджета СССР на социально-культурные цели

равнялись 17% ВВП, что в два с лишним раза меньше среднего уровня этого

показателя для ос­новной массы страны ОЭСР .

Динамика расходов на (обслуживание) выпла­ту государственного долга

центральными прави­тельствами в 17 странах ОЭСР выглядела так (% ВВП): 1870

г. - 2.5, 1913 г. - 2.2, 1920 г. - 3.1,

1937 Г.-3.4, 1970 г.-1.4, 1980 г.-3.1, 1995 г.-4.57.

В связи с этими данными интересно посмот­реть на динамику долга, который

можно рассмат­ривать как своеобразную плату за недостаточную эффективность

государственного вмешательст­ва. В среднем за год этот долг составлял: 1870

г. -48% ВВП, 1913 г. - 60, 1920 г. - 66, 1937 г. - 78, 1970 г. - 43, 1980 г.

- 46, 1990 г. - 60, 1996 - 1997 гг. - 71% . Максимальным этот относительный

пока­затель был в 1997 г. в Бельгии и Италии - пример­но 122%, минимальным -

в Австралии - 38.7 и Норвегии-40.6%.

Приведенные данные показывают общую тен­денцию к усилению роли государства во

всех со­циальных процессах. Можно было бы сказать еще о его участии в

финансировании научных ис­следований фундаментального характера, но эти факты

общеизвестны и показывают ту же тен­денцию.

Однако существуют данные, которые говорят о том, что в рассматриваемой группе

стран после 1980 г. снижается роль государственных расходов в важном элементе

общественного воспроизвод­ства - инвестиционном процессе. Косвенно этот

показатель свидетельствует и о снижении эконо­мической роли государственной

собственности в производственном капитале (потенциале), то есть о сокращении

предпринимательской деятельнос­ти государства.

Государственные инвестиции центральных правительств в публичный сектор

составляли в среднем (% ВВП): 1870 г. - 2, 1913 г. - 2.5, 1920 г. - 3.4, 1937

г. - 3.8, 1960 г. - 3.2, 1980 г. - 3.5, 1994-1995 гг. - 2.9 (в Австралии,

Канаде, Великобрита­нии и США - расходы правительств всех уров­ней). Этот

показатель достиг максимума в годы Второй мировой войны. В послевоенные годы

его пик приходится на конец 70-х годов .

Причинами этого явления послужили, повто­римся, сокращение государственного

сектора в ряде западных стран в 80-е годы, проявившееся в массированной

приватизации предприятий базо­вых отраслей, а также неолиберальная волна,

приведшая к ограничению ряда форм государст­венного регулирования.

Оценка межстрановых различий в эффективно­сти регулирующей роли государства

может быть произведена на основе выбранных критериев. Ими принято считать

темпы роста макроэконо­мических показателей (ВВП, ВНП, национально­го дохода)

в абсолютных размерах или на душу населения, уровень социально-экономических

контрастов, продолжительность жизни, степень экономической свободы. Анализ,

проведенный по рассматриваемой группе стран, весьма убеди­тельно показывает,

что нет выраженной связи между уровнями государственного вмешательства и

уровнями социально-экономического развития. Можно говорить о различиях между

моделями го­сударственного вмешательства: американским го­сударством

всеобщего благоденствия, немецкой доктриной социально-ориентированной

эконо­мики, шведским социализмом.

Различия эти существуют реально, но они не настолько значительны с точки

зрения получен­ных результатов, чтобы выводить их за пределы общей модели

современных западных стран в це­лом. В рассматриваемой группе стран они

связа­ны чс историческими особенностями становления общества, с особенностями

формирования нацио­нальных теоретических концепций и управленче­ской практики

и традиций. В целом же тенденции в изменении форм и методов государственного

вмешательства в экономику примерно общие.

Ориентация современного государства в инду­стриально развитых странах на

социальные нуж­ды населения совершенно очевидна. На них за­трачивается более

4/5 бюджета. При этом, чем ниже уровень публичной собственности (от

нацио­нальной до муниципальной), тем эта ориентация выраженнее, что вполне

очевидно и без статистики.

Наконец, можно отметить, что в самом пуб­личном секторе происходит процесс

опережаю­щего роста расходов субъектов нижнего уровня управления публичным

сектором - муниципаль­ного, местного. Приведем только данные по США, хотя это

общая для развитых стран Запада тенденция. На долю штатных и местных властей

в общих доходах публичного сектора США в 1959 г. пришлось 45.4%, а к 1999 г.

она увеличилась до 69.8%|0. Это характеризует изменение соотношения разных

уровней управления публичным сек­тором как потребителей производственного

до­хода. Но и как "производители дохода" штатные и местные власти занимают

постепенно более важное место в США, хотя в госсекторе произво­дится

относительно мало (в конце 90-х годов на него приходилась примерно девятая

часть произ­водства ВВП).

Заключение.

Интерпретация приведенных данных требует определенной осторожности.

Достаточно сумми­ровать все социальные статьи расходов, чтобы обнаружить

слабости этой статистики. Тем не ме­нее при всех ее недостатках можно сделать

опре­деленные заключения.

1. Огосударствление предпринимательской де­ятельности имеет свои пределы,

которые зависят от соотношения эффективности предприятий двух секторов. Как

всякие социально-экономиче­ские процессы, этот процесс также носит

колеба­тельный характер и представляет собой часть адаптационного механизма,

который реагирует на множество сопряженных факторов. Мы выде­ляем один —

эффективность предприятий двух секторов, хотя их и много. Поэтому из факта,

что доля государства в предпринимательской дея­тельности нации в

индустриально развитых стра­нах Запада за последние два десятилетия

снизи­лась, еще не следует, что мы наблюдаем принци­пиально новую

долговременную тенденцию. Возможно, что эта небольшая в историческом плане

корреляция скоро сменится на противопо­ложную. Однако более вероятно, что

этот пере­лом тенденции означает переход социально-эко­номической динамики в

новый долговременный режим, параметры которого априорно опреде­лить

невозможно.

2. Усиление перераспределительных функций государства (то есть как

потребителя произве­денного дохода) также имеет свои пределы. Мож­но уверенно

предположить, что они уже почти достигнуты, о чем свидетельствует опыт

передо­вой в этом отношении Швеции.

3. Наличие количественных пределов пред­принимательской и распределительной

функций современного государства означает, что основ­ными рычагами

воздействия государства на эко­номику и в целом на социальные процессы все

бо­лее становятся правовые и институциональные, Об этом свидетельствует опыт

США и ряда дру­гих западных стран.

4. Корреляционный анализ показывает, чтс существует обратная зависимость

между уровнем государственного вмешательства в экономику в уровнем

национального дохода на душу населе­ния. Здесь причиной выступает именно

вторая сторона рассматриваемой зависимости: чем выше эффективность экономики

(и тем самым выше душевые показатели национального дохода), тем ниже степень

государственного вмешатель­ства (в двух рассматриваемых формах -

государ­ственного предпринимательства и перераспреде­ления произведенного

дохода) в экономику. Из этого может родиться искушение поставить уро­вень

экономического развития страны в зависи­мость от степени государственного

вмешательст­ва в экономику. Все же, представляется, это -ложное искушение.

5. Две рассмотренные здесь функции государ­ства в экономике -

производительная и распреде­лительная могут развиваться разнонаправленно.

Пределы расхождения не вполне выяснены. Гносеологическим препятствием решения

проблемы является, во-первых, их анализ без учета разви­тия

"институционально-правовой" функции госу­дарства, во-вторых, отсутствие

количественного выражения этой третьей функции.

6. Пока трудно оценить воздействие на рассмо­тренные явления событий осени

2001 г. Первые факты показывают, что наблюдавшаяся ранее долговременная

тенденция к усилению роли госу­дарства в экономической жизни остается

гене­ральной. Но формы и соотношения разных форм такого участия государства в

экономической жизни наций будут и дальше меняться.

Библиографический список.

1) Н. И. Гайдаенко Государственная собственность в развитых

капиталистических странах. М. 1994 год.

2) В.М. Шупыро Преобразования государственной собственности в период

экономических реформ.

М. ВШПП, 1997.

3) Камаев В.Д. Учебник по основам экономической теории, - М.: Владос, 1994.

4) Курс экономики: Учебник под редакцией Б.А. Райзберга, – М.: Инфра, 1997.

5) Экономика: Учебник по курсу «Экономическая теория» под редакцией А.С.

Булатова, – М.: Бек, 1997.

6) Экономическая теория: Учебник под общей редакцией В.И. Видяпина и Г.Г.

Журавлевой, - М.: Инфра-М, 1999.

7) Отчет о мировом развитии 1997г. Государство, Мировой банк. – М., 1998.

8) Отчет о мировом развитии 1995г. Государство, Мировой банк. – М., 1996.

9) Отчет о мировом развитии 1999г. Государство, Мировой банк. – М., 2000.

10) Приватизация в Великобритании: социально-экономический и

политический анализ. – М., Инион, 2000.

11) Бирюков В.А., Беднин В.Ф. Государство в экономике Западных

стран. – М., 1996.

12) Бирюков В.А., Беднин В.Ф. Российская приватизация: первые

итоги. – М., 1995.

13) Приватизация государственных предприятий на Западе:

концепции и практика. Ч. 1. – М., 1992.

14) Бирюков В., Кузнецова Е. Госсобственность и госсектор в

рыночной экономике. // МЭМО, № 12, 2001.

15) Бирюков В., Кузнецова Е. Госсобственность и госсектор в

рыночной экономике. // МЭМО, № 3, 2002.



(C) 2009